И тогда я вспомнила, когда впервые я услышала этот голос. В «Клубе масок», когда я там бывала. О, это было до замужества, клянусь. Я слышала его у смеющегося человека, лицо которого было скрыто под маской. Думаю, что с тех пор прошло двадцать три, может быть, двадцать четыре года. Мне запомнился этот человек только потому, что в маске был сделан вырез для чудовищного носа — багрового и кривого. Увидеть такой можно лишь в кошмарном сне. Поэтому и голос навсегда запечатлелся в моей памяти.

Она замолчала и уронила голову на грудь.

— И в третий раз, мадам? — спросил Бенколен.

— В третий раз, — ответила она, сглотнув, — меньше чем полгода назад, ранним летом, в доме родителей Джины Прево. Вернее, в саду, уже ближе к вечеру. До меня донеслись слова из беседки. Это было любовное воркование. Я задрожала, потому что узнала этот голос, и убежала от него прочь. Буквально убежала, но все же успела заметить выходящую из беседки Джину Прево. Она улыбалась. Тогда я сказала себе, что наверняка ошиблась, впала в истерику… Но сегодня, когда этот голос зазвучал вновь, прошлое мгновенно вернулось. Теперь я знаю все. Не спорьте! Моя маленькая Одетта!.. Меня не интересуют ваши импровизированные объяснения. Когда я прочитала в газете…

Она взглянула на Бенколена. Тот сидел неподвижно, поставив локти на подлокотники кресла, уперевшись кончиками пальцев в виски, и исподлобья смотрел на нее немигающим, ясным взглядом. Мадам Дюшен повторила свой вопрос:

— Вы можете мне что-нибудь сказать, мсье?

— Ничего, мадам.

Молчание. Тишина. Слышно лишь тиканье чьих-то часов.

— О… я понимаю, — наконец произнесла она, — я в глубине души надеялась, что вы начнете отрицать, видимо, еще верила, что… Теперь я все понимаю.

Слабо улыбнувшись, она пожала плечами, бесцельно пощелкала застежкой сумочки и оглянулась с таким видом, как будто только что попала в комнату.

— Я прочитала в газете, что Клодин нашли в объятиях восковой фигуры, существа, именуемого Сатиром Сены. Именно такое впечатление произвел на меня обладатель багрового носа. Не знаю, как насчет Сены, но он точно Сатир — дьявольское отродье.

Робике торопливо прервал ее:

— Тетя Беатрис, нам пора. Мы без пользы отнимаем время у занятых людей.

Все встали. С губ женщины не сходила потерянная улыбка. Бенколен пожал протянутую руку и отвесил короткий вежливый поклон.

— Боюсь, что не смогу вас утешить, мадам, — произнес он тихо, — но по крайней мере обещаю… — Голос его поднялся. — Пройдет совсем немного времени, и этот человек окажется там, где ему надлежит быть. И клянусь Создателем, больше он никому и никогда не принесет горя. До свидания и… мужайтесь!

Когда дверь закрылась, он все еще стоял со склоненной головой. Под ярким светом были заметны седые пряди в его густых волосах. Медленно-медленно вернулся он к столу и тяжело опустился в кресло.

— Старею, Джефф, — неожиданно заявил он. — Несколько лет тому назад я бы лишь усмехался в глубине души, слушая эту даму.

— Усмехался?! Великий Боже!

— От ненависти к ближним своим, как у Галана, меня спасало лишь то, что я умел смеяться над ними.