|
Но вот в Китае или, допустим, в Персии, или, если уж заглянуть вовсе в черные глубины варварства, в Африке, — там-то уж точно с личностями туго. С сожалением приходится признать, что феномен личности (феномен сугубо европейский, как любил повторять Кузин) незнаком ни сибирским городам, ни конголезским поселкам. Не сложилось так исторически, чтобы вырос в этих краях индивид, наделенный частной собственностью, независимыми взглядами и широким кругозором. И крайне сомнительно, что даже в Восточной Европе — ну где-нибудь в Хорватии, скажем, или в Сербии — личности водятся. Ведь если бы они там были — свободные, духовно оснащенные, — они бы не допустили резни, не так ли? Замкнутый круг: нет исторических предпосылок развития частной собственности — стало быть, нет личности; нет личности стало быть, нет истории; нет истории — так ведь и исторических предпосылок для возникновения частной собственности не будет. Так и ходить белорусам в наемных рабочих. Никуда не вывернешься — логика! И хочется, с одной стороны, сказать, мол, да, есть там личности, да вот не получается — не сходится с ответом в конце учебника. Это так же просто, как марксова схема «товар-деньги-товар»; актуальная схема развития теперь сформулирована «история-личность-история». И вопрос, волновавший еще Гегеля: как там у них, вдали, с историей, не замерла ли? — был решен в одночасье, стоило усвоить эту схему. Застыла там история, уснула болезная, — и это в то время, когда личности в других областях земного шара вовсю ее подгоняют. Выходит, один работает, а другой лодыря гоняет? Один несет груз цивилизации за двоих, так получается, да? Возникает дилемма морального порядка: а можем ли мы, личности и носители неспящей истории, примириться с фактом дремотного забытья истории в некоторых местах, не оскорбительно ли это для нашего самосознания? Георг Фридрих лишь пунктирно наметил шествие мирового духа — но то было теоретизирование девятнадцатого века. Век же двадцатый, век двадцать первый тем более, — века, призванные практически решать вопросы, поставленные девятнадцатым, должны проложить рельсовую дорогу по этому пунктиру и пустить тяжелые составы. И если история в отдаленных местностях застыла и нет в них никакой личности, а так себе, некие недоличности проживают во внеисторическом пространстве, то как с ними прикажете быть, с убогими? Не вести рельсы в их сторону? Неужто церемониться с их ленью? Отвернуться от их позора? Закрыть глаза на их сирость? Или примчаться на локомотиве истории (нет, не на коммунистическом бронепоезде, аналогия здесь возникла случайно, не на коммунистическом бронепоезде отнюдь, но на цивилизационном локомотиве) и навести порядок?
Скажут, новый колониализм. Есть такие, которые именно эти слова и произносят. Ни в коем случае. Далеко не колониализм, отнюдь не он, напротив: процесс, продолжающий деколонизацию, помогающий былым рабам стать подлинно свободными. Не порабощение, а освобождение. Скажут, теория мировой революции, троцкизм. И опять неверно. Мировая революция несла — пыталась нести, во всяком случае — идеи равенства, идеи обаятельные, но тормозящие развитие; цивилизация же основана на иерархии — ибо лишь иерархия ведет к прогрессу.
VIII Правда, в этом пункте возможны споры. Были личности в Древней Греции или нет, если прогресса там не было? Неудобный, некорректный вопрос. Но оставим эти далекие и крайне неудобные для рассуждений времена, не с этого следует начинать в решении актуальных задач. Что было, то было, и что толку смотреть назад. Жизнь следует строить исходя из текущих потребностей. Именно это доказывал Павлу Леонид Голенищев. — Понимаю, — говорил он ему, — что ты живешь прошлым — и во всех отношениях причем. В искусстве пусть, это твое дело. Но в жизни — это уже и других касается. |
