— Ну чего опять? — вдруг сказал парень.

Сергей оглянулся. Около них стоял мальчик лет шести. В нем все было прозрачно — и легкий румянец, и светло-голубые глаза, и розовые оттопыренные уши. Мальчик осторожно надкусывал желтую масленую лепешку и глядел виновато. Все так же уставясь на воду и не оборачиваясь, парень лениво цедил слово за словом:

— Ох, девки, глупый народ! Почему это у девок самолюбия нет? Не понимаю. Думаю, думаю, не могу догадаться, хоть тресни. А если я не хочу свою самостоятельность терять, тогда что?

— А чего ей сказать? — спросил мальчик.

Парень наконец обернулся, оправил на себе потертую гимнастерку, подтянул ремень и, обращаясь к Сергею, сказал:

— Вот поглядите, какой я себе авторитет нажил. Этот меня про коней пытает. Женский пол тоже задает разные вопросы. Засылает послов. А я считаю, каждый сам должен себе отвечать. Интересует тебя что — пожалуйста, раскинь мозгами и дознайся. Никому не запрещено. А сейчас отойди на три лаптя в сторону. Ясно?

— Ясно, — печально ответил мальчик, не двигаясь с места.

— И за что только девки тебя любят? — спросил цыган.

— А я ласковый, — сказал парень.

В дальнем конце палубы сидела девушка. Нос у нее был утюжком и спина сутулая. Она так пристально смотрела в их сторону, словно глазами старалась услышать, о чем они говорят.

А мальчик все топтался около Сергея и жевал свою лепешку и вздыхал, но парень в гимнастерке больше ни разу на него не взглянул.

А потом молоденький помощник капитана, пробегая мимо них, уронил на бегу:

— Подходим.

И Сергей нехотя поднял с полу свой тощий рюкзачок. Первыми сошли на берег цыгане — и бородатый, и тот, что пытал про коней, и быстрая цыганка с синелицым младенцем на руках, и парень, который удивлялся своему авторитету. Сергей сошел последним. Впереди шли сутулая девушка в черных сапожках и мальчик, которого она крепко держала за руку.

— Что он сказал про меня? — спросила она шепотом.

— Он про тебя не говорил. Он говорил про девок.

— Что же он про них говорил?

— Ох, девки, глупый народ.

— И все? — спросила она печально.

— Все, — ответил мальчик и вздохнул.

* * *

Сергей шел к станции по молчаливому голому лесу. Все вокруг было тускло и тихо. Зелень елей казалась пасмурной, земля под ногами бурая. Сразу и не скажешь — весна или осень. Только ветер тревожный, влажный. Осенью такого не бывает.

Вот она — воля. Эти сосны — воля. Низкое серое небо, лесная дорога — воля, воля… Он может идти лесом… А захочет — выйдет на шоссе. Где-то далеко пророкотал гром, и опять все затихло. Когда-то няня говорила: «Это хорошо, когда гром гремит на зеленый лес. К урожаю. А если на голый лес — к недороду».

Вокруг стоял пустой беззащитный лес, а откуда-то время от времени слышался гром.

— Эй, ты, в лесу! Давай выходи на дорогу! Подвезу!

Не все ли равно? Сквозь переплетенье черных веток он увидел новенькую, совсем городскую «Победу». Водитель — плотный, крепко сбитый. Светлые прямые волосы откинуты назад, а на макушке торчат, как у подростка.