Талибы с ходу рассыпались во все стороны, быстро разбирая статуи, и даже вопли Браина уже ничего не могли решить. Одни старались разбить статуи, другие тащили их целиком.

Оставшийся перед пастухом в одиночестве, Карвер наклонился к самому лицу скульптуры, и вдруг увидел в щелях в толстом слое золота дрожащие бегающие глаза.

— Помогите, — раздался из-под брони умоляющий голос. — Освободите меня. Я больше не могу. Тело мое устало, кости искривились безвозвратно, спина болит немилосердно, я чувствую, как из нее вырастает горб. Хранители не дают мне умереть и кормят через щель. Помогите или убейте, ради Всеотца!

Карвера отвлек от него легкой толчок, и, оглянувшись, он увидел рядом давешнюю красотку. Она покачивалась перед ним, покусывая кончики прядей цвета спелой пшеницы, а груди покачивались тоже, только слегка отставая от покачивания ее тела и бесстыдно вылезая в расстегнутую рубаху. Бестыдница, в ней было все бесстыдно.

Он схватил красотку за руку и потащил наверх, к буйволу, про которого талибы как-то забыли, занятые более мелкой фауной. По пути он умудрился ее потерять, и очутился за золотой спиной буйвола уже один.

— Эй, где ты там? — крикнул он, начав снимать штаны, да и запутавшись в них.

Красотка тотчас со смехом отозвалась, перепрыгнув через врытые в землю массивные золотые рога, и с ходу опустилась перед ним на колени. Одним движением она сдернула с него штаны и воскликнула:

— Какой богатырский кутаг у господина!

Названный ею кутаг буквально выпрыгнул у него из трусов и ткнулся ей в спелые губы. Она приоткрыла их и с готовностью впустила.

Она охаживала кудаг по всей длине, вертя на верхушке остреньким язычком, словно пропеллером, и покусывая у основания.

Карвер схватил женщину за волосы и, притянув к себе, заставил заглотить кутаг целиком. Красотка только смеялась и начала стягивать с себя рубашку, потом бриджи и трусы.

Карвер опустил руки и мял пышные груди красотки, одновременно пожирая взглядом покачивающийся из стороны в сторону рельефный, словно состоящий из двух лун, зад прелестницы.

Он уже ничего не соображал. А терпеть уже больше вообще не мог. Поэтому когда он все-таки вынул кутаг изо рта красотки, то слегка запоздал и забрызгал ей лицо.

— Какая горячая! — засмеялась она.

Не отвлекаясь, он развернул ее и вошел сзади. Когда он увидел ее качающийся зад и ложбинку на гладкой спине, то распалился еще больше. Глаза вылезли из орбит, изо рта вырвалось мычание.

Неожиданные вопли, исторгшиеся из десятков глоток одновременно, донеслись от места основного стойбища. Рокот сделался оглушающим, и, выглянув из-за буйвола, Карвер увидел его источник.

По руслу реки волоком двигался давешний каменный идол, а две его опущенные руки оставляли за собою две глубокие борозды. Приблизившись, он неподвижно замер в десятке шагов от кричащих талибов, словно всю жизнь здесь и стоял, а факт его движения был всего лишь кошмарным сном.

Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы Браин не поднял пистолет и, не послушав предостерегающих окриков своих подчиненных, не выстрелил. Несмотря на то, что пуля лишь чиркнула по каменной груди, не причинив вреда, это имело разительной эффект.

Идол с громким скрипом оторвал руку от земли и указал на Махмуда. Пастух просунул губы в оставленную узкую щель на золотой маске и, коснувшись флейты, заиграл.

Первыми задвигались овцы. Они подбегали к талибам, поначалу слишком занятых идолом, чтобы видеть новую надвигающуюся сзади опасность, и словно клешнями откусывали у них руки, ноги.

Воздух огласился воплями боли, и первые брызги крови окропили ссохшуюся землю.

Следом на талибов обрушились ослицы. Они сбивали их с ног копытами и затаптывали.

Талибы открыли беспорядочный огонь, но пули лишь вышибали из золотых боков нарядные искры.