|
- И что же, этот подлец согласился? - Нет, он отослал меня к тому натуралисту, который набивает обезьян, ибо человек больше похож на обезьяну, чем на птицу. - И что же? - Он ждет вас. - Ждет, чтобы я... - Чтобы вы сию минуту явились к нему. По приказанию ее величества это нужно сделать немедленно. - Даже не дав мне времени привести в порядок свои дела? Но ведь это невозможно! - Однако так приказано! - Но разрешите мне, по крайней мере, написать записку ее величеству. - Не знаю, имею ли я право... - Послушайте, ведь это последняя просьба, в которой не отказывают даже закоренелым преступникам. Я умоляю вас. - Но ведь я рискую своим местом! - А я - своею жизнью! - Хорошо, пишите. Но предупреждаю, я не могу оставить вас одного ни на одну минуту. - Прекрасно. Попросите только, чтобы кто-нибудь из ваших офицеров передал мое письмо ее величеству. Полицеймейстер позвал гвардейского офицера, приказал ему отвезти письмо во дворец и возвратиться как только будет дан ответ. Не прошло и часа, как офицер вернулся с приказанием императрицы немедленно доставить во дворец Зюдерланда. Последний ничего лучшего не желал. У подъезда его дома уже ждал экипаж. Несчастный банкир сел в него и был тут же доставлен в Эрмитаж, где его ожидала Екатерина. При виде Зюдерланда императрица разразилась громким смехом. Он решает, что Екатерина сошла с ума. И все же бросается перед нею на колени и, целуя протянутую руку, говорит; - Ваше величество, пощадите меня или, по крайней мере, объясните, чем я заслужил такое ужасное наказание? - Милый Зюдерланд, - молвит Екатерина, продолжая смеяться. - Вы тут ни при чем, речь шла не о вас. - О ком же, ваше величество? - О левретке, которую вы мне подарили. Она околела вчера от несварения желудка. Я очень любила песика и решила сохранить хотя бы его шкуру, набив ее соломой. Я позвала этого дурака Рылеева и приказала ему сделать чучело из Зюдерланда. Он стал отказываться, что-то говорить, просить. Я подумала, что он стыдится такого поручения, рассердилась и велела ему немедленно выполнить мою волю. - Ваше величество, - отвечает банкир, - вы можете гордиться исполнительностью своего полицеймейстера, но умоляю вас, пусть в другой раз он попросит разъяснить ему приказание, полученное из ваших уст. Банкир Зюдерланд отделался испугом, но не все так благополучно оканчивалось в Петербурге благодаря необыкновенной старательности, с которой здесь выполняются все приказания. Доказательством тому служит следующий случай. Однажды к графу де Сегю, французскому послу при дворе Екатерины, пришел какой-то француз; глаза его лихорадочно блестели, лицо горело огнем, одежда была в беспорядке. - Ваше сиятельство, - возопил несчастный. - Я требую справедливости! - Кто вас оскорбил? - Градоначальник. По его приказу мне дали сто ударов кнутом. - Сто ударов кнутом! - вскричал удивленный посол. - За что? Что вы сделали? - Решительно ничего! - Быть этого не может! - Клянусь честью, ваше сиятельство! - В своем ли вы уме, мой друг? - Верьте мне, ваше сиятельство, я не тронулся в уме. |
