|
А мне все равно отвечать что за один раз, что за два. - О, нет! вам ничего не будет! - в один голос воскликнули женщины. - Напротив, господь бог вознаградит вас. - Гм! гм! - с сомнением пробормотал унтер-офицер. Женщины тут же послали за лошадьми и все же ждать пришлось долго. Тысячи мыслей, тысячи опасений приходили им в голову. То им казалось, что унтер-офицер раздумает, то они опасались, что не успеют нагнать партию. Наконец им привели лошадей, и они поспешили выехать. На следующем пересыльном пункте повторилась та же сцена. Пока конвойные искали лошадей, прошло не менее трех четвертей часа, в течение которых мать и сестры могли побыть с Алексеем. Но и здесь пришлось расстаться. Старая графиня сняла с пальца кольцо и отдала его сыну. Она в последний раз обняла его, в последний раз Алексей расцеловался с ней и с сестрами. Вернувшись в Москву, графиня нашла у себя дома Григория, которому, уезжая, наказала ждать ее, и передала ему записку Алексея для Луизы. В ней было всего несколько строк: «Я не ошибся в тебе: ты ангел. Единственное, что я могу сделать ради тебя на этом свете - это любить тебя как жену и поклоняться тебе как святой. Береги нашего ребенка. Прощай. Алексей». К этой записке было приложено письмо графини, в котором она приглашала Луизу в Москву и обещала ждать ее, как ждет мать любимую дочь. При чтении этих строк Луиза печально покачала головой. - Нет, - сказала она, улыбаясь своей печальной улыбкой, - в Москву я не поеду.., мое место не там! Глава 16 Начиная с этого момента, Луиза стала упорно осуществлять свой замысел - уехать к графу Алексею в Тобольск. Как я уже сказал, она была на седьмом месяце беременности и хотела отправиться в путь тотчас же после родов. Луиза превратила в деньги все, что имела: магазин, мебель, драгоценности. Покупателям было известно, в какой крайности она находится, а потому ей пришлось распродать вещи за бесценок. Тем не менее, она собрала почти 30000 рублей и, оставив свою квартиру на Невском, перебралась в маленькое помещение на Мойке. Со своей стороны, я обратился к генералу Горголи, моему постоянному покровителю, который обещал мне испросить у императора разрешение на выезд Луизы в Тобольск. Слух о ее плане во что бы то ни стало соединиться с любимым человеком распространился по Петербургу; все удивлялись преданности молодой француженки, но предсказывали, что, когда наступит решающий момент, у нее не хватит мужества уехать. Один я был уверен, что Луиза выполнит свое намерение, - я хорошо знал ее. Впрочем, я был ее единственным другом, даже больше, - я был ее братом. Все свободные минуты я проводил с нею, и говорили мы только о графе Алексее. Я не раз пытался доказать ей все безрассудство ее намерения, но она отвечала мне со своей печальной улыбкой: - Вы прекрасно понимаете, что я должна последовать за ним, и не только потому, что люблю его, но также из чувства долга. Я считаю себя виновной в том, что он принял участие в этом заговоре. Кто знает, если бы я отвечала на его письма, у него, быть может, не развилось бы такое отвращение к жизни. Если бы я призналась на полгода раньше, что люблю его, я уверена, он не был бы теперь сослан. Вы сами видите, что я также виновна, как он, и по справедливости должна разделить его участь. Зная в глубине души, что на ее месте я поступил бы точно так же, я ответил ей: - Ну что ж, поезжайте, и да свершится воля господня. |
