Обыск указал на очевидный гомосексуализм Редля — именно это и было важно знать Гизлю, если он этого еще не знал раньше. Во всяком случае, теперь Гизль знал, что о гомосексуализме Редля узнали в Эвиденцбюро и в Генеральном штабе.

Но вот теперь мы можем понять, что же еще выяснил Урбанский.

Непосредственно во время обыска Урбанский, напоминаем, демонстрировал свой интерес исключительно к обнаруженной порнографии. О прочей фотодеятельности Редля Урбанский отозвался крайне пренебрежительно в позднейших воспоминаниях; так же он вел себя и во время обыска в Праге — это, повторяем, отмечено Хёфером.

Теперь ясно, что вынужденным мотивом такого поведения Урбанского было стремление отвлечь внимание всех остальных именно от основных материалов, наличие которых было им обнаружено. Такому его наигранному поведению начисто противоречит то, что он постарался прихватить с собой в Вену абсолютно все заснятые фотоматериалы, найденные в квартире Редля — это Урбанский особо подчеркивал.

Если Гизль против этого не возразил, то, значит, он не догадался, что именно узрел Урбанский в найденных фотоматериалах — и что он затем постарался увезти. А может быть, и Гизль разыгрывал гораздо более сложную роль — к этому нам предстоит вернуться.

Все изложенные, а также еще не изложенные факты позволяют сделать вывод, что Урбанский обнаружил в квартире Редля достоверные следы пересъемки Редлем именно переданного русским плана развертывания. Вероятно, первоначальные неудачные снимки страниц этого плана и оставались в квартире Редля к моменту прихода офицеров с обыском.

Если Урбанский самолично передавал Редлю этот план (так именно мы и считаем), то он должен был это делать с максимальной осторожностью, которая, в частности, подразумевала, что сам Урбанский подробнейшим образом должен был познакомиться с передаваемыми материалами. Поэтому узнать их пересъемки ему не составило особого труда.

Понятно, что на всех предшествующих этапах своей деятельности Редль неизменно пользовался помощью более квалифицированных фотопрофессионалов, но вот пересъемку плана развертывания он заведомо никому доверить не мог: наверняка обещание не делать этого и вошло в комплекс обязательств, данных Редлем Конраду и Урбанскому.

С другой же стороны, его самоличный слабый технический опыт в проведении таких фотосъемок и заставил его затратить массу неоправданных усилий, приведших к множеству первоначальных неудачных снимков. Но времени у Редля хватало: Занкевич в Вене, парализованный как кролик перед удавом, терпеливо ожидал тогда дальнейшего развития своей жалкой участи!

Редль, переступая через обязательство, данное Конраду и Урбанскому, становился в позицию непримиримого врага людей, на прямой обман которых он решился!

В конечном же итоге фотокопия плана развертывания, сделанная Редлем и оставленная им у себя, годилась лишь для одного: для последующего шантажа Конрада, Урбанского и их возможных сообщников этим фактом почти очевидной государственной измены — отправки русским наисекретнейшего документа австрийского Генштаба!

Ведь сам Редль по своему служебному положению ниоткуда не мог располагать таким планом! И его собственным показаниям о том, как и от кого он его получил, оставалось бы лишь только верить, если они подкреплялись такими фотокопиями!

А на наисекретнейших материалах должны были существовать и определенные отметки того, к какому именно экземпляру документа (из общего ограниченного числа строго пронумерованных комплектов) принадлежит каждая страница — все это так или иначе должно было запечатлеться на фотоснимках!

Такая информация ничего не приносила русским, не посвященным во все тонкости и детали хранения и учета самых секретных документов в Вене, но давала убийственный материал для тех австрийцев, облеченных соответствующими полномочиями, которые взялись бы выяснять, с какого именно из секретных экземпляров сняты копии!

Однако заметим, что вроде бы бесспорный факт, что Редль не успел предпринять почти ничего, чтобы реально начать такой шантаж, свидетельствует о том, что столь крайние меры он предусматривал лишь в качестве оборонительных, сам же не собираясь наступать против Конрада и Урбанского.