— Они тут, Стёпа, на своих самокатах на спор наперегонки гоняют. На перилах вниз головой висят, качаются. Ржавое тут всё, Степан Сергеевич. Ржавое. Не доводи до греха, снеси ты железяку эту. Сам же потом себе не простишь.

Стёпка супился и молчал, старательно отводя от меня глаза. Но взгляд его то и дело натыкался на пресловутые мостки, из-за которых у нас с мэром шла словесно-бумажная война вот уже второй год.

Аккурат два года назад я вышел на пенсию, осёл в родном провинциальном городишке, подальше от бывших коллег и сумасшествия большого города. Собственно, где жить, долго не размышлял. Где родился, там и пригодился. Родился я здесь, а вырос в местном детском доме.

За время своих коротких возвращений на малую Родину продал квартиру, которую получил как детдомовец, добавил накопленного добра, и прикупил домишко с видом на речку. И на вот эти клятые железные мостки. Ржавые, чтоб им пусто было. И зажил тихо-мирно, как порядочный российский пенсионер с несильно большой пенсией, на которую и восстанавливал дом, заброшенный сад, ну и территорию рядом с домом.

В душу мне никто не лез, кем я работал все эти годы, не выяснял. Любопытным соседкам я скормил хорошо продуманную легенду. Так и зажили душа в душу, ругаясь на реформы, маленькую пенсию, очереди в поликлинику. Понемногу воевали с мэром и произволом властей, не без этого, конечно. Всё, как и положено.

— Короче, Степан Сергеевич, — я примерился ко второй пуговице, но мэр шустро отступил в сторонку. — Снеси железо, по-хорошему прошу. Не снесёшь за неделю, я их сам в металлолом сдам. Я понятно излагаю?

— Порча городского имущества, — заикнулся было Пузырянский. — Понял я, дядь Сань, понял. Всё, некогда мне тут с вами, совещание у меня, — буркнул Пузырь. — Света, где машина? — недовольно скривился в сторону секретарши.

— Вон она, Степан Сергеевич, — откликнулась помощника.

— Всё, Сан Саныч. Я вас услышал, — Пузырянский протянул мне пухлую ладонь, я сделал вид, что не заметил. Потные они у него.

— Сделаем всё, что в наших силах. Ну, я пошёл?

— Сделай, Стёпушка. Вся улица тебя просит — сделай. Уж расстарайся. Две недели срок тебе, Степан Сергеевич.

Мы расстались с мэром несильно довольные друг другом. Ну да мне глубоко с кисточкой на Стёпкины удовольствия. Этого… Пузыря если не подгонять, дело с мёртвой точки не сдвинется. Как его только в мэрах держат, непонятно. В моё время такого с партийного места быстро бы попёрли. Стоило жалобу накатать и всё, пишите письма мелким почерком, высылайте махорку.

Я покачал головой, глядя вслед чёрному мерседесу. И откуда у людей такие деньги. Хотя понятное дело откуда, наворовали и жируют. Это моё поколение жило с душой нараспашку, двери не запирая, помогая всему миру. А в ответ что? Кукиш без масла и циничный оскал капитализма.

Проводив отъезжающего мерина взглядом, я покачал головой, кинул взгляд в сторону ржавого моста, на котором болталась табличка с надписью «По мосту не ходить!», сделанная моими руками, развернулся и зашёл во двор. Таблички к вечеру уже не будет. Пацанва опять её снимет и отволочёт к новой переправе через реку и там прицепит. Вот такая у нас с ними нехитрая забава.

И ведь не поймаю никак того шутника, который каждый вечер проворачивает этот фокус. «Тоже мне, разведчик», — хмыкнул про себя. С другой стороны, я не больно-то и старался застукать шустрика с добычей в руках.

Я ухмыльнулся: хорошее у парней детство в нашем тихом городишке. Почти как наше, без телефонов и прочей лабудени. С войнушкой и оружием из палок, великами, печёной картошкой и прочими удовольствиями. Хотя интернет — это, конечно, вещь, но не так чтобы круглые сутки.

Вернув грабли в сарай, я окинул хозяйским взглядом двор и решил, что после очередного бесперспективного разговора с Пузырём не помешает выпить чайку.