Магия взяла свернувшуюся кровь с повязки, с ее рук, с окровавленной одежды Кисела. Сэра снова коснулась языком. «Сделай такой». Свернувшаяся, засохшая кровь снова стала чистой и живой. «Помести туда». Та ее часть, что была Жаворонком, отыскала слипшиеся кровеносные сосуды и показала магии, где нужно действовать.
Сэра с дрожью вздохнула.
– Отпусти, – сказала она Леру, который сильно сжимал ее запястья. – Больше он во мне не нуждается.
Лер отпустил ее, и она отняла руки. Грудь Кисела выглядела так, словно ране несколько недель. Сэра была немного разочарована: все‑таки след остался, но вспомнила слова Брюидд о том, что колени Таера должны немного и сами выздоравливать, и решила, что, может, это и к лучшему.
Кисел открыл глаза.
– Вряд ли я сегодня смогу сражаться, – сказал он Сэре. – А вот завтра… – Он попытался сесть, но не удержался. Тоарсен подхватил его, прежде чем он ударился головой о землю. – Ну, может, через неделю или две… – слабым голосом сказал Кисел.
– У тебя получилось, – сказал Таер, прерывая игру.
– Спасибо, – прошептал Тоарсен со слезами на глазах.
– Я сказала, что не позволю этому ублюдку убить еще кого‑нибудь, – холодно ответила Сэра.
– Куда исчезла вся кровь? – спросила Ринни. Сэра потрепала голое плечо Кисела.
– Назад, туда, где ее место, – сказала она. – Теперь попробуем Гуру.
Гуру лечить оказалось одновременно и проще, и труднее: легче, потому что теперь Сэра знала, как призывать кольцо, труднее – потому что она устала и раны были серьезнее. Иелиан сломал Гуре ребра и разрезал плечевую мышцу.
Сэра соединяла последние порванные связи, которые, как знал Жаворонок, позволят собаке пользоваться ногами, как раньше, когда кто‑то заговорил с ней.
– Сэра.
Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы оторваться от лечения и понять, что это Таер.
– Сэра, Хиннум вернулся. – Голос Таера звучал мягко, но настойчиво. – Ты можешь ему помочь?
Сэра подняла голову и увидела стоящую на коленях Хенну; по ее щекам катились слезы, и она держала на руках неподвижную черно‑белую птицу.
– Сэра, – сказала Хенна.
Сэра с трудом встала, и Таер поддерживал ее, пока она не обрела равновесие. Она склонилась к Хенне и поднесла руки к сороке.
Почувствовала, как сила Жаворонка устремилась к птице, но, как масло отталкивает воду, целительная сила перекатилась через птицу, не тронув ее. Сэра попробовала снова.
На это раз она увидела разницу между Хиннумом и Киселом. Тело Хиннума окутывали возраст и магия и не давали целительной силе приблизиться. Она поняла, что лечить мага солсенти трудно, потому что в его теле действует другая магия, не та, которой владеет Ворон. Она поняла, почему колдун солсенти способен прожить гораздо дольше обычного человека: эта магия придает сил его стареющей плоти, сухожилиям и костям.
– Он слишком стар и магия слишком укоренилась в нем, чтобы допустить лечение, – сказала потрясенная Сэра. – Я ничего не могу сделать.
Хенна пригладила перья птицы и что‑то шептала ей. Яркие птичьи глаза потускнели, и Сэра точно ощутила момент, когда сердце Хиннума перестало биться.
Приближалась тьма, и Сэра в тревоге подняла голову, но это был только ее сын. Защитник присел и обнял плачущую Хенну.
– Джес не может быть здесь, – сказал он ей. – Но я могу.
Облик сороки исчез, и на коленях Хенны лежал ребенок не старше четырех лет.
– Бедный мой Хиннум, – прошептала Хенна. – Как это жестоко! Какую цену ты заплатил за магию, друг мой. |