|
С северо-востока дул слабый утренний бриз. Шхуна-бриг шла к острову только под фоком [парус первой мачты на судне], марселем [второй снизу парус] и контра-бизанью [самый нижний парус на второй мачте от носа], убрав остальные паруса. Если бы море засвежело, шхуна могла бы укрыться у подножия островка. В то время как Камильк-паша, облокотившись на перила мостика, внимательно смотрел вдаль, капитан стоял впереди и со свойственной опытному моряку осторожностью вел шхуну по направлению к острову, не нанесенному ни на какие географические карты. В самом деле, здесь таилась опасность. Очень трудно разглядеть коварные рифы под спокойной гладью моря. Ведь здесь не было и не могло быть никаких указаний на фарватер. Казалось, что к острову можно подойти совершенно свободно — рифов не было видно. Боцман, бросавший лот, не обнаружил ничего, что внушало бы опасения. Вот какое зрелище открылось взорам на расстоянии одной мили в ранний утренний час, когда солнце, высвободившись из густого предрассветного тумана, осветило островок косыми лучами. Островок был маленький, такой маленький, что на него не позарилось бы ни одно государство, разве что жадная захватчица Англия! А подтверждением того, что эта груда скал была еще неизвестна морякам и гидрографам, не была еще нанесена на новейшие карты, и служил как раз тот факт, что Великобритания не успела превратить его во второй Гибралтар, чтобы установить контроль над окружающими водами. Действительно, островок был совсем недавнего происхождения и лежал в стороне от обычных судоходных линий. По внешнему виду он представлял собой довольно однообразную плоскую возвышенность, периметр которой едва достигал трехсот туазов. Он имел форму неправильного овала в сто пятьдесят туазов длиной и от шестидесяти до восьмидесяти в ширину. Однако это не было беспорядочное скопление скал, причудливо нагроможденных одна на другую и как бы оспаривающих законы равновесия. Несомненно, островок возник на поверхности моря вследствие спокойного и постепенного подъема земной коры. Его происхождение объяснялось не внезапными подземными толчками, а медленным всплыванием из морских глубин. Берега его не были изборождены ни глубокими бухтами, ни мелкими заливчиками. Он нисколько не походил на одну из тех морских раковин, на создание которых природа расточает тысячи фантазий, тысячи причуд, а напоминал скорее либо верхнюю створку устрицы, либо — и это, пожалуй, вернее — панцирь черепахи. Панцирь этот округлялся, повышаясь к центру таким образом, что его высшая точка находилась и ста пятидесяти футах [английская мера длины, равен 30,4 сантиметра] над уровнем моря. Были ли на острове деревья? Ни одного. Признаки растительности? Никаких. Следы человеческого пребывания? Нигде. Островок не был и не мог быть обитаем — в этом не приходилось сомневаться. И уж если Камильк-паша решил укрыть свои сокровища в земных недрах, то лучшего места, более укромного, более безопасного, чем этот островок с бесплодной каменистой почвой, невозможно было бы и найти. «Островок как будто нарочно создан для этого!» — подумал капитан Зо. Тем временем шхуна медленно двигалась, постепенно убирая паруса. Когда до острова осталось не более одного кабельтова [морская мера длины; равен 185,2 метра], капитан приказал отдать якорь. И тотчас, отделившись от крамбола [приспособление для подъема якорей на судно], увлекая цепь через клюз [отверстие в борту судна для выпуска за борт якорной цепи], якорь забрал глубину в двадцать восемь саженей. Скалистые уступы острова — во всяком случае, с этой стороны — были очень крутыми. Судно могло бы подойти еще ближе, быть может, пристать к самому берегу, не рискуя сесть на мель, и все же лучше было держаться от него на некотором расстоянии. Когда шхуна стала на якорь и боцман приказал убрать последние паруса, капитан Зо вновь поднялся на мостик. |
