Пейзаж, состоящий из смрадного тумана и разваливающихся домишек, вызвал бы мысли о самоубийстве даже у молодоженов.
Стражники шагали, нервно оглядываясь по сторонам. Они не любили эти места. Не потому, что имели шанс наткнуться на свежие трупы, а из-за того, что сами могли этими трупами стать.
Около дверей «Пельменной» карета остановилась, из нее выбрались громилы, а за ними – Большой Джим.
– Нам внутрь, – сказал он. – И не тряситесь так. Вы же со мной.
Лахов нашел силы кивнуть.
Дверь скрипнула с положенной зловещестью, Большой Джим шагнул через порог притона. Лейтенант последовал за ним и окунулся в полумрак, напоенный запахами крови и пива. И то и другое тут лили на пол с удручающей регулярностью.
– Работа для вас, – проговорил Большой Джим, – надо выяснить, кто убил этих людей, и поймать его.
За годы службы Лахов лицезрел не один десяток смертей, он наблюдал самые разные трупы, видел отравленных, загрызенных, повешенных, зарезанных, умерших от воздействия магии и даже утопленных.
Но такого он не встречал никогда.
С первого взгляда не удавалось определить, сколько именно человек погибло, – пол усеивали куски тел, обломки костей, части мышц, фрагменты внутренностей и клочки окровавленной одежды.
В углу под охраной еще двух родственников шкафа для одежды сидел на стуле тощий тип, в котором Лахов узнал шулера по прозвищу Шустрый Слизняк.
– Он видел, что тут произошло, – Большой Джим немного подумал и уточнил, – то, что можно наблюдать закрытыми глазами из-под стола…
– Осмотрите все тут, – велел Лахов, – а я допрошу свидетеля.
Он истово надеялся, что кто-нибудь из богов услышит молитву стражника и превратит происходящее в сон: если уж Большой Джим обратился к Торопливым за помощью, ситуация на самом деле поганая…
Но боги, пребывающие, как обычно, на Влимпе, не заметили, что к ним воззвал какой-то лейтенант, и продолжили заниматься важными делами – склочничать, строить друг другу козни и управлять миром.
– Слизняк, – позвал Лахов, подойдя к шулеру, – расскажи, что ты видел?
Шустрый Слизняк, чей взгляд по скользкости мог поспорить с обледеневшей мостовой и мокрым леденцом, посмотрел лейтенанту прямо в глаза, и тот невольно отшатнулся.
Он знал, что с человеком, чьи зрачки превратились в дырки, ведущие в яму, наполненную ужасом, разговаривать бесполезно и что тут не помогут любимые инструменты стражи – кулаки и дубинки.
Если раньше Шустрый Слизняк был немного того, то увиденное сегодняшней ночью заставило его окончательно свихнуться.
– Он все время молчит, – сообщил Большой Джим, – только иногда начинает смеяться или плакать.
Лахов повернулся и бросил взгляд на подчиненных, обследующих помещение с деловитым видом собак, давненько не бывавших на помойке. Ргов, разглядывающий кисть руки с зажатым в ней ножом, пожал плечами. Калис, вымазавшийся в крови, точно установивший трудовой рекорд мясник, невнятно выругался.
Лейтенант собрался с духом и заговорил со всей возможной осторожностью:
– Боюсь, э… что мы ничем не сможем помочь. Подобное не под силу совершить человеку… э, обычному. Почему бы вам не обратиться к магам?
Драгоценные камни на пальцах сверкнули, плащ из дорогой ткани колыхнулся.
– Мы имеем основания полагать, – сказал Большой Джим мягким тоном акулы, убеждающей вывалившегося за борт человека, что больно не будет, – что маги сами замешаны в этом деле…
– М-да…
– И поэтому мы полагаемся только на тебя, лейтенант.
– Я ужасно польщен…
Остатки воодушевления покинули Лахова с легким, едва слышным шипением. |