В последнюю вермонтскую зиму, отдаваясь двучастным рассказам, взялся я ещё и свести воедино, что́ отстоялось во мне от русской истории XVII–XIX веков («Русский вопрос»). Многих горячих патриотов огорчит – а ведь та́к, было – та́к. И печатать – сразу на родине, в «Новом мире». Окончание статьи – уже о последней современности («…к концу XX века»). Вот и прожил я, додержался до изменений в России. Да – не такие грезились… В иные часы овладевает мною уныние: не вижу, вообще ли выберется Россия из этой пропасти? И как же и кому её вытаскивать?

…Весной 94-го у нас в доме наступила «эпоха укладки» – архивов, книг, в сотни картонных коробок, коробок, заклеивания их ленточным «пистолетом» и росписью их боков опознавательными знаками и номерами (неизвестно, когда придётся все их распаковать, так хоть знать, где искать нужное). – Тот год Ермолай работал на Тайване, в среде одних тайванцев, стал свободно говорить по-китайски. А к маю готовился, не возвращаясь в Штаты, сразу лететь во Владивосток на встречу с нами. – Игнат учился в консерватории, сразу по двум классам – фортепьяно и дирижирования, напряжённо, но счастливо, а прошлой осенью впервые гастролировал в Москве, Петербурге и Прибалтике. – Степан на 3-м курсе Гарварда изучал градостроительство, с параллельным курсом в Массачусетском Технологическом. Им ещё доучиваться. – А жадно ждал возврата на родину наш старший Митя: ведь он жил в России до 12 лет, теперь и память и привязанности остро тянули его.

Теперь вот ещё задача: попрощались мы с Европой – надо прощаться и с Америкой?

С окружными вермонтцами прошло очень тепло: в конце февраля пошли на их ежегодное городское собрание, и я искренне поблагодарил за терпеливое ко мне и дружеское соседство []. Передал им в библиотеку дюжину своих книг на английском, а они, неожиданно для нас, подарили нам мраморную плиту с выбитой сердечной надписью: что протягивают нашей семье руки на прощание, а если когда вернёмся – то вновь протянут с дружеским приветствием. Мы были тронуты, но: нет, не вернёмся, не вернёмся.

И вдруг – 18 марта – безпощадным ударом оглушила смерть Мити – мгновенная, в 32 года! – такая же безвременная, как его прадеда, деда, дядьёв по мужской линии. Ладный, красивый, в молодой силе. Так и застыл – на пороге возврата на родину, оставив вдову с пятимесячной дочерью Таней. Это было смятенное горе. Не только для семьи, для десятков повсюду друзей, но для всего нашего прихода. Похоронили его – в православном углу вечнозелёного клермонтского кладбища.

Так осталась у нас в Америке своя могила. Такое прощание…

Тоже – Цена Изгнания…

Но – с американской «элитой»? той читающей, пишущей, высокомерной, все годы так неотступчиво непримиримой ко мне? – тоже прощаться?

Уговаривали меня дать интервью CBS («без этого нельзя уехать из Америки»). Этого – совсем не хотелось давать – и правильно. Майк Уоллес задавал безцветные, а затем и гадкие вопросы – всё в ту ж налаженную дуду десятилетий, – ничего интересного не получилось и никакого прощания со Штатами не вышло.

Но предложил интервью влиятельный журнал бизнесменов и финансистов «Форбс» (Павел Хлебников) – и тут я высказался от души. Вот это и вышло моё прощание.

А вермонтское – внезапно разнеслось по всему миру, и посыпались мне отовсюду, отовсюду – заявки, заявки на интервью.