Файфер, явясь в Москву, взял Веронику Туркину «на арапа»: дескать, у него уже всё собрано для биографии Солженицына (именно-то и не знал ничего реально), нужны только ещё небольшие детали. И обязательно – встреча со мной. Я – встретиться отказался и предупредил его через Веронику, что публикацию сейчас моей биографии рассматриваю как помощь гебистскому сыску, – но он не унялся, продолжал ляпать мою «жизнь», и мне пришлось публично осадить его.
…А Бетелл, годами позже, описал в своей книге английские предательские выдачи советских граждан назад в СССР в 1945–46. Сколько-то извлёк из тайных английских документов и сделал дело полезное. Весной 1976 в Англии он направил ко мне венгерского режиссёра Роберта Ваша искать защиту против лорда Идена и его окружения, преграждавших показ фильма об этих выдачах. Я написал требуемое письмо, и Бетелл прочёл его в Палате лордов. Фильм отстояли.
______________
В том же марте 1967 сделал я и сам необратимый шаг. Приехала в Москву дочь Вадима Андреева Ольга Карлайл, и убедила меня Ева, что вот самый лучший случай дать надёжное движение «Кругу»: вывозить плёнку уже не надо, Ольга возьмёт у отца в Женеве, а сама энергична, замужем за американским писателем, вращается в издательском мире, – всё стекается удобно. Будет издание спокойное, достойное, и перевод без конкурентной спешки.
Ну, двигать так двигать. Встретились у Евы. Небольшая, подвижное чернявое личико, настороженное – как у зверька какого. Да мне ли разбираться! – встреча с иностранцем, редкость для меня! А тут и настойчивая рекомендация Евы. Пошли разговаривать не под потолками – я проводил Ольгу Вадимовну в сторону её гостиницы, по ночной Домниковке. Залитые электричеством, но явно не следимые, мы походили, уславливаясь. Очень она была американка, во всех манерах и стиле, русский язык посредственный. Но действительно все обстоятельства складывались, что лучшего пути не придумать, да главное – доверие было к семье: Андреевы, и сам Вадим Леонидович такой благородный. Ольга совсем ещё и не понимала, что за размах и успех будет у книги, которую я ей предлагаю, а я настолько был захвачен лишь надёжностью, секретностью, внезапностью публикации, что и не затревожился: а собственно, кто же и как будет переводить, – хотя понимал же эту проблему даже с юности. У Ольги русский язык никуда, муж вовсе не знает. Но она уверила: есть у неё друзья – Томас Уитни и Гаррисон Солсбери, жили долго в Москве, хорошо знают русский, они помогут, вчетвером и сделают: Генри Карлайл – стилист. Ну что ж, тогда как будто хорошо. Назвала издательство, «Харпер энд Роу», – а для меня безразлично. Изматывающая наша борьба в СССР совсем не давала вдуматься и внять, какой там путь книг на Западе, – лишь бы взрывались ударами по коммунизму.
Через несколько дней Ольга, видимо, разузнала обо мне больше, сообразила и стала через Еву спрашивать, не поручу ли я ей и «Раковый корпус», не дам ли фотоплёнку с текстом, она повезёт! Но я отказал, только, во всяком случае, не из недоверия, а уж как решил: путь «Ракового корпуса» – произвольный, по волнам.
Прошло полгода – в сентябре Ольга Карлайл снова приехала в Советский Союз, и Ева свела нас на квартире у «Царевны» (Наталии Владимировны Кинд). Для прикрытия встречи собрана была компания, Ольга села в центре, посреди комнаты, держала нога за ногу, по американской привычке высоко, навыстав, поражали никем в Союзе не виданные её какие-то особенные белые чулки с плетёными стрелками; как будто жили у неё в разговоре не руки, а ноги, будто она выражала себя не мимикой лица, не жестами рук, а этими ногами в белых стрелках. Мы с Ольгой вышли на балкон и поговорили минут двадцать, ещё опасаясь, чтобы не слышали нас с верхнего или нижнего балкона. |