|
Цены были сносные, еда — когда как, но Уилт не искал роскоши, а люди везде отличались услужливостью и приветливостью. И вообще, он так уставал — в жизни столько не ходил пешком! — что перестал замечать удобство или неудобство постели, а если хозяйка пансиона ворчливо приказывала снять заляпанные ботинки и не пачкать ей ковры, ни капельки не раздражался. И совершенно не чувствовал одиночества. Он ведь и в поход пошел, чтобы побыть в одиночестве, поэтому почти ни с кем не общался — если не считать старичков в пабах, которые сами затевали разговоры, куда, мол, путь держите, и ужасно удивлялись, слыша в ответ: «понятия не имею». Самое интересное, что Уилт и правда не представлял, где он и куда идет, и намеренно ничего не выяснял. Ему было вполне достаточно стоять, оперевшись на воротца из пяти плашек, и смотреть, как фермер на тракторе косит сено, или сидеть на солнышке и глядеть на реку. Однажды из травы на дальнем берегу в воду скользнуло что-то темное, и он подумал, что это, должно быть, выдра. А иной раз, выпив за ланчем более обыкновенного, он отыскивал укромное местечко где-нибудь за живой изгородью, убеждался, что в поле не пасутся стада (по-прежнему сильно опасаясь встречи с быком), клал под голову рюкзак и полчасика дремал, прежде чем двинуться дальше. Времени у него было предостаточно — когда идешь незнамо куда, торопиться незачем.
Так оно и продолжалось, пока, к вечеру шестого дня, не испортилась погода. Окружающий ландшафт тоже вдруг переменился — Уилт неожиданно для себя оказался посреди топкой, пружинящей под ногами пустоши с непроходимыми заболоченными участками. Впереди в нескольких милях виднелись холмы. Было пустынно и как-то жутко — Уилтом впервые за все время овладел страх. Показалось даже, будто его кто-то преследует, но, оборачиваясь, он не замечал ничего угрожающего, а спрятаться потенциальному злоумышленнику было негде. Тем не менее тишина давила на психику, и Уилт ускорил шаг. Вскоре начался дождь. Позади, над поросшими лесом холмами, гремел гром, сверкали молнии. Дождь усиливался, вспышки приближались. Уилт достал анорак, от души надеясь, что тот, согласно обещаниям изготовителя, действительно окажется непромокаемым. Вскоре он поскользнулся на заболоченном месте и с противным скрипом сел в глинистую жижу. Потом, мокрый, несчастный, почти побежал дальше — гроза подошла совсем близко — и очутился перед пологим склоном, над которым виднелись верхушки деревьев. Что ж, хоть какое-то укрытие. До леса удалось добраться через полчаса. Уилт насквозь промок, замерз — словом, чувствовал себя на редкость паршиво. К тому же он сильно проголодался. Пообедать сегодня, как назло, не довелось. Наконец, уже в лесу, он без сил рухнул под старый дуб и привалился спиной к стволу. Внезапно сверкнула молния, раскатисто ударил гром — так близко и оглушительно, что Уилт не на шутку перепугался. Он судорожно полез в рюкзак и вытащил бутылку скотча, припасенную для чрезвычайных ситуаций. Происходящее, с точки зрения Уилта, подпадало именно под эту категорию. Небо, стремительно затягиваясь тучами, чернело на глазах, а лес вообще был из разряда дремучих. Уилт отхлебнул из бутылки — сразу лучше! — отхлебнул еще. И лишь тогда сообразил, что прятаться от грозы под деревом — неправильно. Ну и ладно! Не возвращаться же на эту жуткую пустошь, в лужи да трясины. После нескольких глотков скотча Уилтом овладело философское настроение. Если вдуматься, человек, который, можно сказать, налегке идет в неизвестном направлении, не должен бояться капризов погоды. Кстати, гроза уходит — ветер стихает. Деревья уже не хлещут ветками, гром и молнии отдаляются. Уилт сосчитал, сколько секунд проходит от вспышки до раската, ибо слышал, что секунда соответствует миле. Выпил — в честь того, что, согласно формуле, эпицентр бури находится в шести милях от него. Но дождь никак не хотел прекращаться. По лицу Уилта, хоть он и сидел под дубом, стекали струи. |
