Она рассказала обо всем. Святой отец Джон Фрауд сидел на стуле, непрерывно кивая головой, подобно игрушечной собачке за задним стеклом автомобиля, время от времени поднимая голову, чтобы взглянуть на нее в те моменты, когда она признавалась, что она – нимфоманка, и резко опуская ее при упоминании антисептика. При этом он все время пытался понять, что привело эту толстую, голую (саван постоянно спадал) леди, нет, определенно не леди, тогда женщину с явными признаками религиозного психоза в его дом.

– Это все, дитя мое? – спросил он, когда Евин репертуар наконец иссяк.

– Да, святой отец, – прорыдала Ева.

– Слава Богу, – произнес святой отец Джон Фрауд с чувством и стал думать, что делать дальше. Если верить хотя бы половине того, что она наговорила, он видел перед собой такую грешницу, по сравнению с которой экс‑протодиакон из Онгара был просто святым. С другой стороны, в ее исповеди были некоторые несообразности, которые заставляли его помедлить с отпущением грехов. Исповедь полная лжи отнюдь не говорит о полном раскаянии.

– Как я понял, вы замужем, – начал он с сомнением, – и этот Генри является вашим законным обвенчанным мужем.

– Да, – ответила Ева – Милый Генри.

Бедолага, подумал викарий, но чувство такта помешало ему сказать это вслух.

– И вы его покинули?

– Да.

– Ради другого мужчины?

Ева отрицательно покачала головой.

– Чтобы проучить, – сказала она неожиданно воинственно.

– Проучить? – переспросил викарий, судорожно пытаясь сообразить, какой урок мог извлечь несчастный мистер Уилт из ее отсутствия. – Вы сказали, проучить?

– Да, – подтвердила Ева. – Я хотела, чтобы он понял, что не может без меня обойтись.

Святой отец задумчиво потягивал спирт. Если верить хотя бы четверти ее исповеди, то муж должен быть счастлив, что получил наконец возможность обходиться без нее.

– И теперь вы хотите к нему вернуться?

– Да, – ответила Ева.

– А он этого не хочет?

– Он не может. Его забрала полиция.

– Полиция? – переспросил викарий. – Нельзя ли поинтересоваться, за что его забрали?

– Они говорят, что он меня убил, – сказала Ева.

Святой отец Джон Фрауд смотрел на нее с возрастающим беспокойством. Теперь он наверняка знал, что миссис Уилт не в своем уме. Он огляделся по сторонам в поисках чего‑нибудь, что можно было бы использовать как оружие в случае необходимости, но, не обнаружив ничего более подходящего, чем гипсовый бюст поэта Данте и бутылки польского спирта, взял последнюю за горлышко. Ева протянула стакан.

– Вы просто ужасны, – сказала она. – Вы меня совсем споили.

– И то верно, – заметил викарий и поспешно поставил бутылку. С него хватало оказаться одному в доме с крупной, пьяной, полуголой женщиной, которая воображала, будто муж ее убил, незачем было еще и подводить ее к мысли, что он ее намеренно спаивает. Святому отцу вовсе не хотелось стать объектом пристального внимания следующего номера воскресной газеты «Ньюз ов зе уорлд».