– Нет ничего зануднее шведов. – заявила Салли, раздеваясь.

Гаскелл сел и уставился на свои ботинки.

– Унгсторм в порядке. Его только что бросила жена, ушла к физику, специалисту по низким температурам из Кембриджа. Он не всегда такой подавленный.

– Никогда бы не догадалась. Кстати о женах. Я тут познакомилась с такой неэмансипированной женщиной – я подобных просто не встречала. Зовут Ева Уилт. У нее сиськи, как дыни.

– Не надо, – сказал доктор Прингшейм. – Меньше всего мне сейчас требуются неэмансипированные жены с большими сиськами. – Он забрался в постель и снял очки.

– Я ее сегодня здесь имела.

– Имела?

Салли улыбнулась.

– Гаскелл, солнышко, у тебя поганый умишко.

Гаскелл Прингшейм близоруко улыбнулся своему отражению в зеркале. Он гордился своим умом.

– Просто я тебя знаю, любовь моя, – сказал он. – Знаю все твои маленькие причуды. Кстати о причудах. Что это за коробки в комнате для гостей? Надеюсь, ты не тратила деньги? Ты же знаешь, что у нас в этом месяце…

Салли улеглась в постель.

– Деньги‑меньги, – сказала она. – Я отошлю все завтра назад.

– Все?

– Ну, не все, так большую часть. Надо же мне было произвести впечатление на эту крошку с сиськами.

– Для этого совершенно необязательно скупать полмагазина.

– Гаскелл, солнышко, дай мне закончить, – сказала Салли. – Она же маньяк, прелестный, очаровательный, одержимый маньяк. Она не в состоянии посидеть ни минуты, чтобы что‑нибудь не чистить, прибирать, драить или стирать.

– Нам только и не хватает в доме еще одной одержимой женщины. Кому нужны две?

– Две? Разве я маньяк?

– С моей точки зрения, маньяк, – ответил Гаскелл.

– Но у той есть сиськи, крошка, понимаешь, сиськи. Короче, я пригласила их на вечеринку в четверг.

– Какого черта?

– Ну, я тебя сто раз просила купить мне посудомоечную машину, но воз и ныне там. Поэтому я решила раздобыть ее себе сама. Такую симпатичную старательную маниакальную посудомоечную машину с сиськами.

– Господи, – вздохнул Гаскелл. – Ну и сучка же ты.

* * *

– Генри Уилт, – сказала Ева на следующее утро, – ты зануда. – Генри сидел в постели. Чувствовал он себя просто ужасно. Нос болел еще сильнее, чем накануне, голова разламывалась, и он провел полночи, смывая антисептик со стенок унитаза. Его настроение не улучшилось от того. что его разбудили и обозвали занудой. Он взглянул на часы. Было уже восемь, а в девять у него были занятия в группе каменщиков. Он вылез из постели и двинулся в ванную комнату.

– Ты слышал, что я сказала? – спросила Ева, тоже выбираясь из постели.

– Слышал, – ответил Уилт и тут увидел, что она голая. Голая Ева Уилт в восемь часов поутру представляла собой почти такое же душераздирающее зрелище, как и пьяная Ева Уилт в пижаме лимонного цвета и с сигарой в зубах в шесть часов вечера. – Какого черта ты ходишь здесь в таком виде?

– Кстати о виде. Что это с твоим носом? Наверное, ты напился и грохнулся. Он весь красный и распухший.

– Он действйтельно красный и распухший. И чтоб ты знала, я вовсе не грохнулся. Теперь, Христа ради, не путайся под ногами. У меня лекция в девять.

Он протиснулся мимо нее, прошел в ванную комнату и посмотрел на свой нос.

Вид у него был ужасный. Ева вошла следом за ним.

– Если ты не падал, то что же тогда случилось? – настойчиво спросила она.