– Чудесно встретить человека, который говорит что думает, – сказала Салли и взяла кусочек бифбургера с его тарелки, – Гаскелл никогда ничего не говорит прямо. Люблю людей, стоящих на земле обеими ногами. – Она уселась на траву и усадила рядом с собой Уилта. – Полагаю, очень важно, чтобы два человека говорили друг другу правду, – продолжила она, отламывая еще кусочек бифбургера и засовывая его в рот Уилту. Она медленно облизала пальцы и посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Уилт через силу прожевал кусок и наконец проглотил его. По вкусу кусок напоминал горелый фарш с привкусом французских духов. Или, может, целого букета.

– Почему два? – спросил он, уничтожая привкус во рту с помощью капусты.

– В каком смысле, почему два?

– Почему два человека? – сказал Уилт. – Почему важно, чтобы два человека говорили друг другу правду?

– Ну, я имела в виду…

– Почему не три? Или четыре? Или сто?

– У ста человек не может быть взаимоотношений. По крайней мере. интимных, – сказала Салли, – значимых.

– Я знаю не так уж много пар, способных на это, – сказал Уилт. Салли потрогала пальцем его капусту.

– Ну как же так? У вас с Евой все бывает по‑настоящему.

– Довольно редко, – сказал Уилт. Салли засмеялась.

– О крошка, вы такая правдивая крошка, – сказала она. поднимаясь, чтобы принести еще две порции выпивки. Уилт посмотрел на свой стакан с сомнением. Похоже, он уже здорово набрался.

– Если я правдивая крошка, то какая крошка вы, крошка? – спросил он, стараясь, чтобы в последней «крошке» прозвучало не только презрение, но и нечто большее. Салли уютно прижалась к нему и зашептала на ухо.

– Я крошка, у которой есть тело, – сказала она.

– Это я вижу, – сказал Уилт. – И к тому же очень миленькое тельце.

– Это самое приятное из всего, что мне кто‑либо когда‑нибудь говорил, – сказала она.

– В этом случае, – заметил Уилт, схватив почерневшую сосиску, – у вас, вероятно, было тяжелое детство.

– Между прочим, так оно и было, – сказала Салли, отнимая у него сосиску. – Именно поэтому у меня сейчас такая большая потребность в любви. – Она засунула большую часть сосиски себе в рот, затем медленно вытащила ее и откусила кончик. Уилт покончил с капустой и запил ее прингшеймовским пуншем.

– Ну не ужасны ли они все? – спросила Салли, повернув голову на шум и смех в углу сада у жаровни.

Уилт тоже посмотрел.

– Между прочим, да, – сказал он. – А кто этот клоун в помочах?

– Это Гаскелл. Он так увлечен. Он обожает всякие игры. В Штатах он просто обожал кататься на подножке тепловоза и ходить на родео, а на прошлое Рождество он хотел нарядиться Дедом Морозом, отправиться к универмагу и там раздавать подарки. Конечно, никто ему этого не позволил.

– Это неудивительно, особенно если он отправился туда в этих помочах, – сказал Уилт. Салли расхохоталась.

– Вы, наверное. Овен, – сказала она. – У вас что на уме, то и на языке. – Она встала и потянула Уилта за собой. – Я хочу показать вам его игрушки. Это так забавно.

Уилт поставил тарелку, и они вошли в дом. На кухне Ева чистила апельсин для фруктового салата и беседовала с эфиопом об обряде обрезания. Эфиоп помогал ей резать бананы. В гостиной несколько пар энергично танцевали спина к спине под музыку 5‑й симфонии Бетховена на скорости 78 оборотов.