Во-вторых, каждому документу необходим рассказчик, выступающий в роли медиатора между читателем и событием. Именно он определяет, в какое русло направить повествование и каким образом интерпретировать собранный материал. Наставляя своих помощников, Черчилль говорил: «если хотите повлиять на людей и народы», факты недостаточно обнаружить и отобрать, их также необходимо правильно «преподнести». Сам он не питал иллюзий насчет объективности изложения. Любая история, изложенная человеком, субъективна. Когда Колвилл спросил его о книгах известного газетного магната Уильяма Максвелла Эйткена, 1-го барона Бивербрука (1879–1964): «правдивые» ли они, Черчилль ответил, что эти произведения всего лишь «трактовка правды в понимании Макса».

Отчасти именно поэтому в предисловии чуть ли не каждого тома автор напоминает, что «основной нитью повествования служат директивы, телеграммы и служебные записки, составленные лично мной и касающиеся повседневных вопросов ведения войны и государственных дел». Также Черчилль добавлял, что если речь зайдет об оценке его деятельности, то он бы предпочел, чтобы его «судили» именно на основании приведенных документов, «значение и интерес которых определяется моментом».

Несмотря на цитаты из дневников других авторов, включая итальянские и немецкие первоисточники («всегда интересно увидеть реакцию на другой стороне»), одной из отличительных особенностей обнародованных документов было то, что авторство большой их части принадлежало непосредственно Черчиллю. В книге, безусловно, приведены высказывания, а также изложение позиции коллег и противников, но в целом мнению других участников разворачивающейся драмы уделено осознанно мало места. Подобный монологический подход подрывает объективность изложения и дает повод для заслуженной критики. Даже Норман Брук, принимавший активное участие в создании книги, был вынужден констатировать, что «мистер Черчилль настолько много цитирует собственные документы, что может создаться впечатление, будто никто, кроме него, не выказывал никакой инициативы».

Объясняя крен в сторону собственных документов, Черчилль ссылается на то, что не может приводить тексты других авторов из-за отсутствия места и соответствующего права. Подобный ответ может сойти за апологию. Так оно и есть. Хотя ситуации были разные. Например, экс-глава Би-би-си Джон Чарльз Рейт (1889–1971), занимавший в военном правительстве непродолжительное время пост министра транспорта, а затем в течение двух лет — первого комиссара труда и общественных зданий, возмущался тем, что автор обвинял его на страницах своей книги в недостатке старательности. Рейт указал на несправедливость подобных суждений. Но Черчилль оставил это обращение без внимания. Учитывая, что в бытность своего руководства знаменитой радиокорпорацией Рейт неоднократно ограничивал допуск будущего премьера к радиоресурсу, было бы удивительным, если бы политик согласился с замечанием и вставил бы в текст оправдания бывшего недоброжелателя.

Были и другие случаи, когда Черчиллю сознательно не разрешали использовать тот или иной документ, в том числе отличавшийся от его точки зрения. Так, например, произошло при описании в первом томе норвежской кампании 1940 года неудача которой стоила Невиллу Чемберлену поста премьер-министра. Несмотря на то что репутационные издержки понес глава правительства, одним из основных инициаторов высадки британских войск в Норвегии был Черчилль.