«Было поистине чудом, я, действительно не знаю как, но я удержался, сохранив уважение общественности и доверие парламента», — вспоминал Черчилль. Это и правда было чудо. Он не только остался на капитанском мостике, но и пошел наверх, взяв штурвал премьерства в свои руки.
Описывая свое назначение, Черчилль слукавил не только с датой решающего обсуждения с Чемберленом и Галифаксом, но и с содержанием самой беседы. По его словам, их встреча проходила следующим образом. Чемберлен сказал, что после консультации с лейбористами он «не в силах сформировать национальное правительство». Возникла продолжительная пауза, после чего слово взял Галифакс, заметивший, что его пэрство и членство в палате лордов «затруднит» для него выполнение обязанностей премьер-министра. «Он говорил в таком духе несколько минут, и к концу стало ясно, что этот жребий выпадет, и уже фактически выпал, — мне», — вспоминал Черчилль. После этого он вступил в дискуссию, сказав, что не будет вести переговоры ни с одной из оппозиционных партий, пока не получит от короля указание сформировать правительство.
Черчилль неявно упоминает биографию Чемберлена работы Кейта Фейлинга, давая читателям понять, что опирался на этот источник. Но в книге Фейлинга описание этой сцены отсутствует. Исследователи считают, что приведенная в «Надвигающейся буре» версия с назначением является исключительно авторской интерпретацией решающей встречи трех влиятельных членов Консервативной партии.
Сохранились и другие версии этого диалога, рассказанные Черчиллем близкому окружению. Так, в одной из них, записанной Дж. Колвиллом, после нескольких вводных слов Чемберлен спросил:
— Уинстон, ты видишь какие-нибудь препятствия, чтобы в наши дни пэр мог стать премьер-министром?
Черчилль расценил этот вопрос, как ловушку. Ответь он положительно, ему пришлось бы предложить взамен свою кандидатуру, то есть явно обозначить позицию и, соответственно, подставить себя под удар. В случае отрицания непреодолимых препятствий глава Адмиралтейства опасался услышать от Чемберлена следующее: «Ну что ж, если Уинстон меня поддерживает, тогда я отвечу королю, что предлагаю кандидатуру лорда Галифакса». Загнанный в угол, Черчилль решил ничего не отвечать. Он повернулся спиной к двум джентльменам и устремил свой взгляд через окно на площадь конной гвардии. Именно в этот момент и возникла та самая «продолжительная пауза», о которой он пишет в мемуарах. И именно после этой паузы слово взял Галифакс, фактически расставив все точки над г, — руководство кабинетом в сложившейся ситуации не входит в его планы.
Последнее замечание, пожалуй, самое точное. Галифакс не слишком стремился быть военным премьером. Война тяготила его, поэтому он без сожаления вышел из борьбы за ключевой, но чреватый проблемами и ответственностью пост. Не все однозначно и с позицией Чемберлена. Если он был изначально против кандидатуры потомка герцога Мальборо и догадывался о нежелании Галифакса становиться главой правительства, зачем ему вообще потребовалось собирать трехстороннюю встречу? Возможно, Чемберлен хотел видеть своим преемником именно Черчилля. Разумеется, не из-за симпатии к нему, а руководствуясь личными интересами. В том случае, если его коллега не справится на ответственном посту, взоры могут вновь устремиться на человека, возглавлявшего правительство в предвоенные годы.
Тем временем колесница истории неумолимо двигалась вперед. На следующий день после знаковой встречи на Даунинг-стрит Черчилля пригласили к королю. Георг VI принял пожилого джентльмена любезно. Несколько мгновений он смотрел на своего министра испытующе и лукаво, после чего спросил:
— Полагаю, вам неизвестно, зачем я послал за вами?
Примеряясь к заданному монархом стилю, Черчилль ответил:
— Сэр, я просто ума не приложу, зачем. |