Не меньшее влияние на отбор материала и на смысл закладываемых в статьи идей способен оказать другой обладатель существенных для выживания СМИ ресурсов — владелец издания.

В своей статье Черчилль придерживается позитивного взгляда, что ни в отношении диктата со стороны владельца, ни в отношении пагубного воздействия со стороны рекламодателей причин для беспокойства нет. Он рассматривает рекламу исключительно как двигатель торговли и поощрения коммерческой активности, а рекламодателей — как бизнесменов, которым не столько интересна политика, сколько объемы продаж того издания, где они размещают объявления своих товаров.

Черчилль не упускает из виду еще один фактор: авторы. Обладая общепризнанной у широкой публики популярностью, они способны привлечь читательскую аудиторию, увеличив тираж издания. Такой вариант значительно повышает привлекательность журналистов в глазах издателей. Не упоминая об этом в своей статье, сам он частенько разыгрывал эту карту. В его тандеме с издателями каждый получал что-то свое. Редакторы имели тираж, Черчилль — гонорар, площадку для выражения собственной точки зрения, а также пусть и небольшой, но хорошо зарекомендовавший себя инструмент влияния на политическое руководство и принимаемые им решения.

В теории все оказалось просто. На практике — нет. Даже в тех странах, которые Черчилль называл свободными, свобода носила далеко не безусловный характер. Когда молодой патриций начинал политическую карьеру, пресса, хотя и испытывала на себе влияние властей предержащих, продолжала удерживать свою свободу и независимость на достаточно высоком уровне. Журналисты могли спокойно брать интервью у интересующих их депутатов, чиновников и даже министров с последующей публикацией этих материалов. Так продолжалось до 1929 года, когда премьер-министр Рамсей Макдональд создал при аппарате главы правительства пресс-службу. Отныне информация журналистам стала поступать не напрямую, а через специально организованные пресс-конференции и брифинги. При этом предаваемые огласке данные стали дозироваться и контролироваться. Вначале журналисты с неохотой восприняли предложенные нововведения. Однако затем, довольные сокращением трудозатрат для получения ценных сведений, а также тешимые иллюзией, что они получают важные и недоступные другим горячие факты, приняли эти изменения.

Были и те, у кого сложившаяся практика информирования населения о реальном положении дел вызывала недовольство. Например, у Уинстона Черчилля. Уже в феврале 1933 года он выступил против заявления Би-би-си, о том, что они в своих передачах «представляют объективное мнение общественности». Он, напротив, считал, что радиовещательная корпорация не имела «ни законного, ни морального права» выступать с подобными утверждениями. «Мне кажется, от Би-би-си было бы куда больше толку, если бы вместо того, чтобы постоянно обрушивать на беззащитных слушателей потоки непогрешимого анонимного оппортунизма, руководство корпорации создало возможности для представителей самых разных взглядов высказывать свою точку зрения в эфире», — предложил он, заявив, что его «вдохновляет идея подобных дебатов». Через две недели Черчилль вновь выразил свое недовольство радиовещательным монополистом. На этот раз в своем сообщении главе корпорации Джону Рейту он подверг критике однобокий характер транслируемой Би-би-си информации, «отбор и выстраивание фактов в нужной последовательности», а также сознательное и целенаправленное формирование у общественности определенной точки зрения.

На следующий месяц Черчилль вновь скрестил копья с Би-би-си, которое транслировало его выступление в Королевском обществе Святого Георгия. Для того чтобы избежать цензуры, он решил донести свою мысль до слушателей в иносказательной форме. Однако, прежде чем перейти к основной теме выступления, посвященной неэффективности дипломатических усилий Рамсея Макдональда по защите от нацистской угрозы, он выступил со следующим ехидным заявлением: «Мы должны быть осторожны.