Кооптация распространилась не только на журналистов, но и на владельцев ведущих изданий. Владеющий Daily Express и Evening Standard Максвелл Бивербрук поддерживал хорошие отношения с Сэмюелем Хором, главный редактор Ehe Times Джеффри Доусон — с Галифаксом, а Джеймс Кимсли (1883–1968), издающий Sunday Times и Daily Sketch, и Уолдорф Астор (1879–1952) — The Observer, наладили тесные связи с Невиллом Чемберленом. Исключение составлял только друживший с Черчиллем лорд Камроуз, главным активом которого было Daily Telegraph — единственное издание тори, относившееся скептически к проводимой консерваторами внешней политике.

Одновременно с кооптацией дальнейшие шаги были сделаны и в отношении развития пропаганды. Огромная роль в этом принадлежала бывшему сотруднику MI-5 сэру Джозефу Боллу (1885–1961), который организовывал публикацию идеологически выверенных статей от имени министров и влиятельных тори, отслеживал мнение некоторых оппозиционно настроенных журналистов и депутатов, а также установил контроль над Truth, превратив его в рупор политики умиротворения.

Помимо британского правительства на Флит-стрит также оказывало влияние и иностранное государство — Германия, что было уже гораздо более угрожающим фактором. В ноябре 1937 года во время посещения Третьего рейха лидер палаты лордов Галифакс имел беседу с Гитлером, на которой фюрер выразил свое недовольство тем, что «распущенная» пресса Великобритании негативно влияет на отношения между двумя странами. Гитлер видел в СМИ основное препятствие в сохранении мира, считая, что «девяносто процентов всей напряженности создается именно журналистами». Галифакс спорить не стал, а по своем возвращении начал резкую критику изданий, авторов и карикатуристов, борющихся за объективность освещения международных событий. Будто своими репортажами, статьями и рисунками они угрожают миру в Европе.

Черчилль открыто осуждал «политику покорного повиновения». Ему было «невыносимо», что его страна «подчиняется чужой воле» и оказывается в «орбите влияния» Германии. Одна мысль, что существование его государства «зависит от прихоти нацистов», вызывала у него крайнее неприятие. Он опасался, что пройдет несколько лет или месяцев, и немцы «предъявят нам требования, связанные с притязаниями на наши территории или даже на нашу свободу, которые мы будем вынуждены выполнить». «Когда будет установлен контроль над британской прессой, отчасти прямой, но в большей степени косвенный, когда все средства выражения общественного мнения утратят свой авторитет и с готовностью пойдут на любые уступки, мы отправимся дальше по этапам под нацистским конвоем…» — предупреждал он.

Несмотря на имевшую место необъективность СМИ, сам Черчилль был одним из самых осведомленных политиков не только Британии, но и всей Европы. Особенно поразительными его знания были в вопросах существующего положения дел в британской армии и темпов развития немецкого военно-промышленного комплекса, а также общей внешнеполитической ситуации. Подобная осведомленность, вызывающая у кого-то зависть, а у кого-то — ненависть, объяснялась несколькими факторами.

Во-первых, свыше тридцати лет в большой политике не прошли даром. Даже общедоступные источники получения информации, например газеты, раскрывали много интересного о стоящих перед страной проблемах. «Черчилль знал закулисную сторону дела, и это помогало ему отцеживать из газет наиболее важные факты, отметая в стороны досужие выдумки журналистов», — признают исследователи.

Во-вторых, начиная с 1908 года, Черчилль являлся членом Тайного совета. Он входил в ограниченное число уважаемых подданных короля, которым направлялась рассылка секретных документов. Нельзя забывать о получении допуска к совершенно секретной информации, который был предоставлен с легкой руки Рамсея Макдональда.