— Мама? — пробормотал Обри, пытаясь повернуться на другой бок в гамаке, куда его уложили. — Мама!..

Прежде чем Элиза успела до него дотянуться, гамак перевернулся и бедняжка Обри вывалился из него. С глухим стуком шлепнувшись на пол, он громко завопил от боли и испуга.

Элиза помогла плачущему мальчику сесть и, убедившись, что он ничего себе не повредил, стала его утешать. Это оказалось нелегкой задачей, тем более что самой Элизе стоило огромного труда удержаться от слез, пока она объясняла, почему окружающая обстановка так изменилась.

— Я хочу к маме! — рыдал Обри, не слушая ее. «И я хочу к маме», — подумала Элиза, из последних сил пытаясь сдержать собственные рыдания.

— Мы обязательно вернемся домой, Обри, — говорила она как можно более убедительным тоном, — вот увидишь. Этот злой человек просто хочет напугать твоего отца, и больше ничего. Дядя Ллойд нас выручит, я знаю…

И все же оба представляли собой весьма жалкое зрелище, когда к ним в каюту заглянул Оливер.

— С вами все в порядке? — спросил он, окидывая Элизу таким взглядом, за который непременно схлопотал бы увесистую затрещину, будь они в Лондоне. Увы — они были не в Лондоне, а за сотни и сотни миль от сколько-нибудь цивилизованного общества. Она и Обри оказались во власти негодяя капитана и его мерзкой команды; вот почему, во избежание дальнейших неприятностей, нужно немедленно дать Оливеру достойный отпор. Ах, знать бы ей еще, как это делается!

— Что вам нужно? — всхлипнула Элиза, загораживая собой Обри.

— Сказать по правде? — ухмыльнулся молодой моряк, неторопливо приближаясь к ним.

— Ты пират, да? — спросил вдруг Обри, внимательно разглядывавший из-за спины кузины человека, которого до настоящего момента считал слугой, причем слугой гораздо более интересным и забавным, чем другие.

— Пират? Что за мысль, парень! Я просто веселый морской бродяга, вожу людям разные вещички, чтоб им тоже сталб интересно жить.

— А почему ты меня украл, если ты не пират? — требовательно спросил мальчик.

Улыбка Оливера вмиг погасла. Теперь он выглядел таким же пристыженным, как ночью, когда они с Ксавье прибежали на крик Элизы, в ярости выскочившей из каюты капитана. Правда, чувство стыда не помешало ему снова запереть Элизу вместе с Обри в этой каморке, но, по крайней мере, у него еще сохранилась хоть капля совести — не то что у его гнусного капитана. Элиза тут же постаралась воспользоваться этим и сделать все возможное, чтобы эта капля совести мучила молодого моряка как можно сильнее.

— Да, Оливер, — сказала она, — объясните бедному Обри, почему вы украли его из его собственной постели. Объясните ребенку, почему вы лгали ему, почему опоили его каким-то зельем и притащили сюда.

Оливер, утративший всю свою веселость, закусил губу. Взгляд его заметался между обоими пленниками.

— Видишь ли, мой мальчик… — промямлил он. — Я… Тут такое дело… — Запнувшись, он отвернулся от них, выглянул в коридор и закричал: — Ксавье! Где тебя черти носят?!

Обри весь сжался, когда высоченный африканец, нагнувшись под бимсом, вошел в их каюту, но Элиза испытала облегчение.