Как ни странно, капитан сделал правильное предположение насчет ее целей… в какой-то мере. Помнится, несколько недель подряд она ломала голову, как привлечь внимание старого маркиза. После того как умерла мать, Джессика осталась практически совсем одна, если не считать Виолы и редких нежеланных встреч с Дэнни, единоутробным братом. Столкновение с пьяным завсегдатаем трактира заставило девочку покинуть опасный кров и пуститься в настоящие скитания.

Как ей пришла мысль заручиться помощью маркиза? Все дело в том, что он был неизменно добр к девочке. Когда бы ни случалось ему оказаться в городке, у него всегда была припасена для Джессики монетка-другая. Постепенно между ними образовалось что-то вроде уз, необычных и трудно определимых. Почти с самой первой встречи Джессика тянулась к маркизу, как к отцу, которого никогда не знала. С годами привязанность перешла в любовь.

Но капитан не знал всего этого, а если бы и узнал, то не поверил. Он принимал в расчет только ее выходки и проступки: вранье, воровство, своенравие. Граф видел в ней (и хотел видеть впредь) только самое худшее и был бы счастлив доказать это.

«Что ж, — думала Джессика, — я найду способ убедить его в обратном».

Подали ужин. Предлагая ей опереться на его руку, чтобы пройти к столу, капитан устроил из этого настоящий спектакль. А когда она руку приняла, в глазах его блеснула все та же насмешка. И все же, когда ее ладонь и запястье легли на его локоть, Джессика вдруг ощутила не только жесткое сукно сюртука, но и тепло мужского тела, и быстрый легкий жар охватил все ее существо.

Несмотря на постоянное нервное напряжение, девушка не могла мысленно не усмехнуться. Что бы сказал этот рослый и широкоплечий, этот красивый и надменный капитан, если бы узнал, почему в двенадцатилетнем возрасте Джессика пре следовала его и изводила насмешками?

Что бы сказал чопорный лорд Стрикланд, если бы узнал, что еще тогда она таила в душе тайное влечение к нему?

Ужин, казалось, тянулся бесконечно. В честь дорогого гостя папа Реджи заказал множество изысканных блюд. Среди них были и фазан, фаршированный устрицами, и копченая шейная часть оленины, и жареный лебедь, и палтус под сладким соусом из омаров, всевозможные овощи и самая необычная зелень и, наконец, громадный пирог в форме якоря.

Пока длился бесконечный ужин, за столом шла светская беседа о морской блокаде Франции, целью которой было удержать флот Наполеона у побережья. Завоеватель лелеял план вторжения в Англию, и это составляло величайшую тревогу всей нации.

Судно «Норвич», которым командовал капитан Ситон, было приписано к флотилии адмирала Корнуоллиса, курсировавшей вблизи Бискайского залива.

— В определенном смысле нам повезло, — говорил Мэттью, — так как мы находились гораздо ближе к родным берегам, чем флотилия Нельсона, бороздящая Средиземное море. Это давало нам возможность пополнять запасы продовольствия и воды хотя бы раз в три месяца. Тем не менее экипажи кораблей не ступали на берег к лечение двух лет, и это сильно подрывало дисциплину.

— То есть вы хотите сказать, что этим несчастным ни разу не было дано увольнение на берег? — спросила Джессика, выпрямляясь на стуле.

— И вам, мисс Фокс, это не по душе. Я правильно понял? — Холодный взгляд капитана переместился на нее.

— «Не по душе» — это слишком мягко сказано, — объяснила она с внешним спокойствием, хотя пальцы сами собой стиснули ножку бокала. — Скажу откровенно, я считаю это недостойным капитана. Как вы думаете, каково было семьям этих бедняг? А если вспомнить, что большая часть матросов взята на службу насильно! Их принудили подняться на борт кораблей — в том числе вашего, — да еще и ни разу не отпускали на берег!

— В составе моего экипажа меньше половины матросов взято на службу против воли, большинство записалось добровольно.