Марибору одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть волнение Данияра — бледен, как береста. Однако держался весьма холодно, прямо как Горислав, щурил зелёные глаза, поутихшие от гнева, кой он по первой обрушивал на Марибора. Плотно сжатые губы выказывали твёрдость. Племянник стал, наконец, мужчиной, а не безвольным щенком, пускающим слюни при виде Вагнары.
Вспомнил княжич и то, как Данияр тащил его до Волдара на себе, а мог бы прикончить сразу. У него был такой выбор и после. Марибор даже не почувствовал бы, ведь сам он нырнул во тьму ещё когда они только покинули разорённую деревню. И очнулся он только когда услышал голос Зарубы…
Утешало то, что в отличие от Горислава и Ладанеги отпрыск их был куда более справедливым — из-под тишка не посмел вредить, хотя и мог избежать ненужных толков, прикончив его на месте. Но с другой стороны, уж не желает ли таким образом показать себя в нужном свете перед старейшинами да дружиной? То Марибору осталось неведомым. Да и нужно ли? В любом случае, он заслужил…
Данияр не вытерпел напряжённого взгляда Марибора, отвернулся.
Суховей пошевелил русые кудри кметей и длинные белые бороды стариков, развеял дым, и запахло гарью, ненавистной Марибору. Нутро в ответ болезненно сжалось, а в горло будто песка насыпали. Ко всему не покидало его чувство, что за ним наблюдает Зарислава.
— Я позвал тебя сюда, чтобы восстановить справедливость, — наконец, начал говорить Данияр твёрдым голосом. — Многие годы я, как и мой покойный отец, князь Горислав, не знал, что среди нас живёт тот, кто не чтит и не соблюдает заветы наших прадедов.
Старцы и воины щурились, вглядываясь через яркий свет, слушали со всем присущим вниманием. Солнце уж поднималось над стенами, пронзая лучами прорехи меж балками, и тень от тына начала постепенно сползать с площадки, перемещаясь на подмостки к ногам князя.
— Горислав слишком рано ушёл, и теперь мой долг нести ответственность перед народом, и Богами. Сегодня решится твоя судьба. Ты, сговорившись со степняками, нашими заклятыми врагами, напал на отряд отца, Горислава ранили, и ни для кого не осталось тайной, что стрела была пропитана ядом. Помимо того, что был причастен к смерти собственного брата, ты водил дружбу с вождём степняков Оскабой, — медленно и звучно говорил князь.
И Марибор, испытывая лютое напряжение в свою сторону, прирос босыми ступнями к земле, ощущая, как с каждым произнесённым словом племянника, их мерзко покалывает.
На речи проникновенные Данияр горазд. Марибор оценил это. Но с другой стороны, в нём говорила если не ненависть и желание отомстить, то личная неприязнь.
— А потому я не только имею право на месть, но долг перед Воладром и отцом обязывает меня казнить тебя!
Мужи сразу закивали его словам, хоть и молчали, но взгляды выражали согласие.
Слава Богам, князь ни разу не упомянул Ведицу. Не посмел уличить матушку. Данияр не совершил такой ошибки, не разворошил прошлое, и оставалось только догадываться, кто облагоразумил его — Наволод ли, который, сбив ноги, бегал к нему всё утро? Или, разгадав эту тайну, волхв с князем об том так и не обмолвился?
— Это ещё не всё, — сказал князь.
И Марибор побелел, сглатывая сухой ком.
— Как выяснилось, у тебя были свои основания так поступать…
Марибор стискивая зубы, прожёг племянника убийственным взглядом.
— Не смей, — процедил он, догадываясь, что тот вознамерился сказать. А следом кмети сделали движение в сторону Марибора, будто почуяв угрозу. Воздух значительно накалился и душил.
Данияр, не выказав и доли смущения, глядя прямо ему в глаза, сказал:
— Ты мстил за Ведицу, свою матушку, в смерти которой были виновны… Княгиня Дамира и Ладанега, моя мать. |