Данияр блуждал взглядом по лицам воинов. Вятшеслав, сильный и могучий, старший в своей рати — побратим князя. Заруба — тысячник и верный помощник отца. Марибор.

Заиграли кудесы на гуслях, затянули жалейки, разливался и смех волдаровцев. И Данияру казалось, что Горислав здесь, на кургане, среди собравшихся. Вот он встанет сейчас и поднимет братину, выпьет за могучий дух дружинников и за здоровье сына. Но этого не случится. Умом Данияр понимал, а сердцем принять утрату так и не смог за эти дни. Он смотрел в чару с сурьёй и видел суровое лицо отца, а потом видение растворялось, когда Данияра выдёргивали из задумчивости радостные возгласы и смех. Дружинники призывали испить за князя. Данияр пил, и голова его становилась всё тяжелей, а мысли — всё более вялыми.

— Мне нужно идти, — оповестил он воевод и отставил чару.

Хотелось побыть одному.

Данияр поднялся, обождал, когда отступит дурнота, направился к стенам крепости, прочь от кургана. И его никто не смел остановить…

Ступив за ворота, он поднял глаза и столкнулся с пронзительным взглядом русоволосой девицы. Смотря на княжича мягко и понимающе, Вагнара приблизилась.

Он же был прикован взглядом к её устам, которых ещё никогда не касался. Ему так давно хотелось прижаться к ним. К тому же хмель вскружил голову.

Шум с берега докатывался до детинца, но и он исчез из сознания княжича, оставив ему только Вагнару — пленительную и желанную. Она протянула ему что-то в руке.

Данияр опустил глаза, Вагнара держала чару с золотистым питьём.

— Испей моей сурьи. Для тебя старалась, — сказала она напевным голосом.

Не отрывая от неё взгляда, Данияр принял угощение. Вагнара откинула косу с плеча за спину, охватила свой тонкий стан руками, ожидала.

— Оставь его, блудница сарьярьская.

Голос, что гром, прорезал сознание Данияра, и тот обернулся. Удивился, когда схлестнулся с взглядом Наволода. Знать, проследил всё же за ним. Сознание Данияра мгновенно поглотила ярость.

— Чего тебе надо, волхв?

— Чтобы она возвратилась обратно к своему отцу, в Сарьярь, — спокойно отозвался Наволод.

Вагнара моргнула ресницами, стыдливо краснея, развернулась и припустилась к крыльцу, пробежала по порогу, скрылась за дверью, как и не стояла тут перед Данияром и не улыбалась ему только что.

Стиснув до скрежета зубы, Данияр повернулся к волхву.

— Напрасно ты обижаешь её. Вагнара невинна и чиста.

— Одумайся, а как же Радмила? Ты же дал обещание, — прошептал Наволод, настаивая на своём.

— Не сквернословь, Наволод, знай своё дело. А Радмила — моя забота, я разберусь, — сказал он и поднёс к губам чару, что вручила ему Вагнара. Опрокинул, осушив до дна сладкую сурью. Вытерев рукавом уста, Данияр зло бросил посудину наземь и, поглядев на волхва с высоты своего роста, развернулся, зашагал к порогу вслед за княженкой.

Он одним махом миновал длинную лестницу, погрузился во тьму коридоров, заглядывая в закутки и клети, пока не услышал тихие всхлипы в своей опочивальне. Когда Данияр шагнул в полумрак своего чертога, освещённого только тусклой искрой лучины, то увидел девицу. Вагнара сидела на тесовой кровати, пряча лицо в ладонях. Данияр медленно подошёл, опустился рядом. Вагнара перестала всхлипывать, отняла ладони от лица, выпрямилась и, избегая взгляда княжича, посмотрела в низкое окно.

— Он больше не посмеет говорить так с тобой.

Вагнара промолчала.

— Прости его.

Она резко обернулась.

— Простить? Я же стараюсь как лучше. Но тебе я только для забавы. Попользуешься мной и бросишь.