У нее в глазах появляется настоящий ужас, и она становится совершенно бледной.

– Что тебе от меня нужно? – спрашивает она. – Он даст тебе деньги, раз ты так хочешь, но дай мне уйти.

– У меня есть свои деньги. – Отвечаю я.

Она хмурится.

– Тогда чего же ты хочешь?

– Тебя. Ты – то, чего я хочу.

И на ее лице ясно отражается в качестве кого, я хочу ее видеть.

– Ты больной придурок, – бросает она мне, краска заливает ей шею, а потом и щеки.

– Все так говорят, – любезно соглашаюсь я.

– Ты собираешься взять меня силой?

Я улыбаюсь ее реплике. Взять силой. Ну и ну, какая интересная мысль.

– Нет, не собираюсь. Я хочу, чтобы ты полностью и беспрекословно повиновалась мне. Хочу, чтобы ты раздвигала ноги, когда я скажу, и сосала мой член, когда мне нужно будет облегчиться.

Она заявляет:

– Я скорее покончу с собой, чем позволю стать твоей игрушкой.

Я грубо парирую:

– Ну, что ж. – Криво улыбаюсь я. – Я трахну твой труп. Ты не нужна мне живой, чтобы наслаждаться твоим телом.

Слезы застилают ей глаза и впервые с тех пор, как она оказалась здесь, она кажется мне хрупкой и уязвимой. Но проявление ее слабости длится недолго. Она выпрямляется и еще больше хмурит брови.

– За что ты меня так ненавидишь? Что я тебе сделала? Я тебя даже не знаю. Тебе не приходила мысль, может ты ошибся и похитил не ту девушку?

– Не ту девушку?! Забавно, – ухмыляюсь я, смеясь.

– Ты сумасшедший, – рычит она.

– Да, – отвечаю я. – Так что лучше меня не провоцировать. Звони отцу, сейчас же.

Глава пятая

Лилиана

Бросив взгляд на телефон в руке, я задаюсь вопросом, смогу ли вообще воспользоваться им. Рука то ли онемела, то ли нет, но я не чувствую телефонной трубки.

Но я набираю единственный номер, который выучила, и только потому, что отец заставил всех своих детей выучить его номер наизусть, чтобы мы могли позвонить ему в любое время даже, если у нас не будет с собой мобильников. Я подношу телефон к уху, как только раздается звонок. Мне тут же отвечают, в ухо врывается папин голос:

– Привет, – лает он. Он понимает, что это я, потому что ни у кого, кроме членов нашей семьи, нет этого номера.

Я прерывисто вздыхаю, прежде чем заговорить:

– Папа, – говорю я, мне невероятно трудно сдерживаться, чтобы голос не сорвался, и я не стала его умолять вытащить меня от сюда, как он всегда делал. Для всех нас.

– Где тебя черти носят? Уже почти четыре утра, а ты еще не вернулась домой. Последний раз тебя видели в баре. – Его голос звучит тише, чем обычно, и это означает, что он в ярости, но, как ни странно, я чувствую, что под маской ярости он в ужасе от того, что могло со мной случиться.

Я сглатываю и осторожно произношу:

– Ты ведь замолвил за меня словечко в «Осборне и Несбите», да? – Обвиняю я. – Поэтому они меня приняли.

Несколько секунд стоит мертвая тишина, затем он в ответ недоверчиво спрашивает:

– Какое это имеет отношение к твоему исчезновению на несколько часов?

У меня начинают течь слезы из за родителей, которые меня так любят, что готовы ради меня на все. Они оба думают, что я эгоистка, раз исчезла, не сказав им ни слова. Я расправляю плечи. Пусть думают обо мне, что хотят, я знаю, что делаю. Я буду защищать отца всем, что у меня есть. Мой голос срывается, когда я говорю:

– Я же сказала тебе, что хочу попробовать все сделать сама, а ты все испортил.

– Я помог тебе сделать первый шаг, – огрызается он. – А что будет дальше и как далеко ты пойдешь, зависит только от тебя.