Он нагнал боксёра у Оболонского кольца, где улица Героев Сталинграда, переименованная в Героев Бандеровцев, поворачивала и превращалась в Московский проспект, переименованный в Львовский тракт и просунутый между пилонами одноименного моста. Мелькнули зовущая гладь Днепра, песчаные берега Труханова острова в зелёной дымке ив, и на проспекте Генерала Ватутина, переименованном в Героя Украина Константина Могилко, Цветаев свернул вправо в Днепровский район – пока ещё безопасный и тихой. Николай Политыкин погиб как раз где-то здесь. Таких простых совпадений не бывает.

Возле парка «Аврора», на улице с политически нейтральным название Сулейман Стальский, там, где заворачивал трамвайчик, боксёр свернул во двор пятиэтажного дома номер семьдесят восемь и вошёл в четвёртый подъезд.

И опять Цветаеву повезло: повинуясь то ли шестому чувству, то ли голосу ангела-хранителя, он не заехал следом во двор, хотя, конечно, по всем правилам следовало бы, чтобы запомнить лица, тех, кто сядет в машину, а остановился у обочины, благо дома вдоль улицы стояли торцами в ней, и приготовился ждать. Соваться неизвестно куда, было рискованно. Нервно зачесался шрам на груди, и как будто в подтверждение, из подъезда, в который вошёл боксёр, выскочили семеро при оружии, в «балаклавках», и среди них Цветаев безошибочно угадал боксёра. Боксёр прыгнул в белую «шестёрку», а остальные – в фургон, стоящий рядом, и к удивлению Цветаева понеслись по тому же маршруту, которым боксёр сюда прикатил. Был ещё нечто странное, что промелькнуло неосознанно – так, намёк, который не оформился в конкретную мысль. Цветаев подумал, подумал об этом и забыл, так бывало всегда, когда мысль не находит подтверждения.

Цветаев подивился на прыткость боксёра и его команды, а вот причину своей настороженности понял только тогда, когда увидел того, кого совсем не ожидал увидеть в Киеве, потому что думал, что он после своего предательства пропал, сгинул в круговерти войны.

Он двигался следом, но так, чтобы на него раньше времени не обратили внимание. До кольца он вообще их «отпустил», ибо сообразил, что боксёр несётся на прежнюю стоянку; однако он миновал её, как миновал «Киевский завод углекислоты», оружейное предприятие «Маяк», строительную фирму «Лакма», «МЖК Оболонь», а потом последовательно – «Киевский мыловаренный завод», кожевенный завод «Чинбар» и ЗАО «Куренёвка», и наконец Цветаев понял, что здесь пахнет рейдерством и что конечная цель боксёра – издательский комбинат «Киевщина», больше достойных объектов не было. Совпадение не больше, чем совпадение в чудесах пирамиды Хеопса, подумал Цветаев, но такое тоже бывает.

Однако когда почти крадучись подъехал в углу здания комбината, и выглянул, то к своему удивлению не обнаружил обычной в таких случаях толпу, которая бы била окна и штурмовала вход. «Шестёрка» и фургон стояли во дворе, и всего лишь один бандерлог торчал у гостеприимно распахнутых дверей. Вояка, презрительно подумал Цветаев, и оглянулся на «Машку», которая преспокойно возлежала себе на заднем сидении. Ладно, решил он, делать нам здесь нечего, а боксёра нашего мы выследим потом и всё узнаем о Гекторе Орлове, Николае Политыкине и таинственном Борисе, то бишь Бурко.

В тот момент, когда он сдавал назад, чтобы вернуться в магазин Татьяны Воронцовой и предаться чревоугодию и пьянству, прямо у него над головой посыпались стёкла, и он увидел, как из окна где-то в районе седьмого, восьмого этажей выскочил человек в костюме и галстуке. Он так и летел, словно бежал быстро-быстро, только перепутал выход, летел, размахивая руками, молча, в абсолютной тишине, а когда упал на крышу одной из машин, стоящих внизу, то во все стороны полетело то, что остаётся от человека, упавшего с большой высоты. К нему тотчас подскочил бандерлог, а в разбитой окно высунулся второй без маски и крикнул:

– Ну що там?

Бандерлог заглянул на проломленную крышу машины, на ногу человека, неестественно торчащую в сторону:

– Готовий!

– Ну і біс з ним! – бандерлог скрылся в окне и тотчас там прозвучал выстрел.