— Не пожалеем средств и сил. Пусть вы бесовски хитры, но в чём-то да обнаружите себя! Молчишь. Ну что ж. Пока не пойму, кого ты за нос водишь: нас с Номером 101 или бунтарей? За каждым твоим шагом с этой минуты устанавливается слежка. Вынуждаете меня закрутить гайки: введу своих людей в цеха, увеличу время распыления препарата. — Улыбки как не бывало. — Выполнишь мои условия, дарую жизнь. И сделаю её приятной. Тебе понадобится какое-то время собрать нужные сведения, придётся ещё немного пожить здесь! Первый наш подарок тебе и твоему брату — квартиры! — Визитёр кинул ключи.

И сразу — свет. Как сидел на стуле, так и сидит, только не в тусклой, холодной каморке, а в большой, светлой, тёплой комнате. Не узкая кровать — широкая тахта. Не убогий стол — громадный, с множеством ящиков и полок. Дощечка на ножках. Прямо на глазах она стала увеличиваться, превратилась в обеденный стол с полированной поверхностью. Появились кресла, лампы, на стенах повисли полки.

— Две такие комнаты тебе не мало? Подарок номер два.

Его книга. Колосья, река на обложке. Буквы имени будто источники света. Его портрет на первой странице. Кожа — тёплая?

— Нельзя стихи печатать на дешёвой бумаге. А хорошей бумаге нужны хорошие стихи. Мы опять подошли к первому пункту. Поэт должен петь о любви, зорях, достойных людях. — Визитёр вложил в руку Джулиану шарик, похожий на мяч. — Сожмёшь его и окажешься на площади. Через месяц!

И — никого в комнате.

Это был сон!

Его не били. А проснулся избитым. Протёр глаза, огляделся. И вскочил. Не приснилось?! Кресла, широкая тахта. Окна во всю стену. Но не верхний этаж: хотя света и побольше, чем в кабинете Апостола, а солнца нет. Просторны сени — холл, по-городскому. Не ванна — голубоватый бассейн.

Не послышалось: и Любиму подарил квартиру?

Каждое слово, сказанное Властителем, обретает свой истинный смысл: или предать — погубить лучших людей страны, или погибнуть самому!

Марика права: всё зависит от человека. Не заговори он в лифте с Конкордией, не читай стихи толпе, не пусти на самотёк историю с Эвелиной, а убеди людей нейтрализовать её, и не было бы никакого ночного гостя, и вот этого тупика: или предать, или сдохнуть. А ещё кто и как расплатится за его неумение понимать слова и ситуации?!

Нет, его не убьют, если он откажется предать. Его превратят в совершенный механизм, как брата. А он не хочет смерти всех своих чувств.

Но не хочет он и райской жизни через предательство! Плевать на неё.

Тахта же притягивает: ляг. Спеленала теплом. И мысли понеслись совсем в другом направлении: а что особенного в стихах о бабочках, в отречении от вырвавшихся сгоряча строк, в его желании получать от жизни удовольствия? Каждый ждёт именно радости.

Давно так не наслаждался! Хорошо бы здесь сейчас очутилась Степь! Теперь он не боится её приезда. Марику он придумал. Ему нужна только Степь. Вместе с ней легко будет выйти на площадь. И вдвоём пойдут на верхний этаж!

Степь лежит в лодке, голова — на корме, косы плывут по воде. Солнце — в волосах, в глазах. И едва заметный пушок…

Ей было двенадцать лет, когда он заметил её: она читала монолог. В тот день после ужина поехал к ней на жеребце, которого объезжал. Она гоняла с мальчишками в футбол. Зачем-то стал хвастаться: «Жеребец никому не даётся, мне дался!» Она возьми и попроси: «Позволь прокатиться!» А жеребец, в самом деле, горячий был, почувствовал неуверенность девчонки и понёс. Степанида пятками вонзилась в его рёбра, руками вцепилась в гриву, изо всех сил потянула за неё. Он совсем обезумел: помчался, не разбирая дороги, перескакивал через брёвна и плетни.