— Очень плохо с механизмами, инструментами, машинами, многое приходится делать вручную. И наплыв новеньких большой. Понимаешь? — спрашивает так же, как мальчик.
— Понимаю, — отвечает Джулиан.
— Ну, вот мы и пришли. Здравствуй, мать! — говорит Учитель.
Прежде увидел раненого и узнал в нём Карела. Грудь перебинтована, бинты пропитаны кровью. Над раненым склонилась женщина. Смачивает ему губы, промокает кровь, сбрасывает окровавленные бинты в лоток, горестно говорит:
— Просила «придержи язык», не послушался, теперь будешь жив или нет? Жора, скажи, ты всегда чувствуешь.
Голос?!
Джулиан обмяк.
И только тут увидел длинные пепельные волосы женщины.
Хотел позвать, а губы спеклись.
А если просто похожа?
Но сердце уже бежит, как в детстве, когда она читает стихи, и он, как в детстве, высвобождается из тела и возносится вверх и попадает в солнечную люльку.
— Садись, смачивай ему губы, слушай пульс, — говорит женщина девочке, в которой Джулиан узнаёт Алину.
А как она попала сюда? Что с Апостолом? — пугается он.
Алина говорит женщине:
— Не волнуйся, всё будет хорошо, я чувствую. — И улыбается ему, и кивает ему, и говорит ему: — С папой пока всё в порядке. Я же учусь здесь! Я к маме пришла!
— Сделай так, пожалуйста, чтобы он был жив, — просит женщина.
— Мы привели к тебе твоего мальчика! — говорит Учитель.
Мать резко поворачивается.
— Мага?!
Глава третья
— Мага?!
Какое-то мгновение она разглядывает его. И приникает к нему. Теперь они вместе плывут в его люльке. Она вернулась к нему, и он снова живёт.
— Он будет жить, мать! — мужской голос.
Мага словно от сна пробуждается, чуть отстраняется, но обеими руками держится за него.
— Спасибо, Жора. Я очень надеюсь на тебя! Ганюшка, пожалуйста, приведи Раю и Оксу. Они не знают о Кареле, волнуются. Мальчик мой, — говорит ему, когда Ганя убегает. — Мой мальчик, — повторяет.
Он долго бежал — рыбкой вперёд и добежал до своей единственной опоры. Он долго не дышал и, наконец, дышит.
— Теперь всё будет хорошо! — словно слышит его Мага.
И он кивает ей: да, теперь всё будет хорошо: наконец, он попал домой.
Она берёт его за руку и ведёт в просторную комнату, где играет тихая музыка, где в разных углах сидят люди, читают, разговаривают. Она садится на скамью.
Он ждёт — сопровождавшие его деликатно отойдут, оставят их с Магой вдвоём, ничуть не бывало: дети, кто сумел, залезли к ней на колени, кто не сумел, устроился у ног, взрослые расселись вокруг. Кому пошептала что-то Мага, кому просто улыбнулась, кого погладила по голове.
Джулиан почувствовал — ноги дрожат. Он сел.
— Как чувствует себя мама? — спрашивает Мага.
— Мы с ней не поверили Гише, что ты жива. — Ему не хотелось при всех говорить о матери, и он отделался несколькими словами, надеясь, что рано или поздно они останутся одни.
— Видишь, Бог спас и меня, и тебя. Теперь давай поможем ему сами: разложим всё по полочкам, может, найдём выход перед завтрашним днём. Допустим, ты вернёшься к Любу. Если Будимиров что задумал, обязательно доведёт дело до конца. Он решил взять тебя наверх и возьмёт. Или убьёт. Я не очень хорошо понимаю, зачем ты ему понадобился. У него есть свои придворные поэты, и твои стихи ему не нужны. Или он хочет через тебя свести с кем-то счёты, или думает, что легко расколет тебя, и ты выдашь всех нас!
Она так и сказала «нас», из чего Джулиан, наконец, понял, что Мага и все те, кто здесь, борются против Будимирова вместе с Апостолом. |