— О тебе сейчас речи нет. Но как же быть с убийцей? — спросил он удивлённо. — Из-за него произошёл взрыв на шахте, по его вине погибло много людей! Разве можно прощать халатность? Нет, конечно. Я постараюсь убедить тебя!

— Нет вашего права — лишить человека жизни! — тревожно повторила она.

— А кто имеет это право?

— Вы Его для своего государства отменили! — Она поёжилась, обхватила себя руками за плечи, повернулась и пошла.

Он двинулся за ней. Пытался собрать разбегающиеся мысли.

Может, в самом деле, он погорячился, и это — безумие советоваться по политическим и экономическим вопросам с кем бы то ни было, тем более с женщиной! Всю жизнь считал: женщина создана для того, чтобы выполнять чёрную работу и служить мужчине. Тягловая сила. Вроде лошади. Женщина не должна иметь права голоса, потому что не способна думать и уж тем более анализировать происходящее.

Но, следуя за Магдалиной, укутанной волосами, как плащом, повторяя то, что она наговорила ему, и прислушиваясь к себе, чувствовал: гораздо больше интереса испытывает он к ней как к личности, способной думать, анализировать, чем тяги к ней как к женщине, и больше желания обладать ею как женщиной желание разобраться в том, что она говорит.

Нет, он врёт себе. Смотреть на неё, ощущать её рядом, служить ей… — какие новые, не знакомые доселе чувства! Он знает: бойцы Возмездия женщин берут силой и вовсе не интересуются ими как людьми! Но Магдалина не нужна ему насильно — с гримасой боли и покорности на лице, без улыбки, без спокойствия и гордости её, без её мыслей и странных суждений. Она нужна ему любящая, искренно восхищающаяся им.

— Ты говоришь, не получилось счастливое общество, — обиженно заговорил он. — А ведь я всё делаю для того, чтобы получилось: забочусь о людях — настроил санаториев и стадионов, на производствах довольно приличные столовые.

— В которых людей кормят препаратом, превращающим их в роботов.

— Откуда ты знаешь об этом?

Она словно не услышала. Сказала:

— Счастливое общество не строится на насилии.

— У людей рабская психология, они нуждаются в твёрдой и умёлой руке, как в вожаках дикие животные, как в матке пчёлы.

— Это потому, что он забит, не развит, невежествен.

— Значит, ты согласна со мной?! Да, он невежествен!

— Но ведь это вы не даёте ему знаний!

— Я?! Не так. Прежде чем я составил программы в школах, я долго изучал психологию людей и понял: им нравится подчиняться, быть рабами. Я захотел помочь им. За них думают лучшие их представители! Я заметил — люди любят сбиваться в толпу, вот и приказал строить большие квартиры — на несколько семей. — Вдохновенно говорил он о своих бессонных открытиях и был уверен: Магдалина, такая разумная, поймёт его и согласится с ним! — А за провинность нужно наказывать. Иначе как же тогда поддерживать порядок? Хорошо подумаешь, согласишься со мной. — Он долго говорил в том же роде и, наконец, волнуясь, спросил: — Ну как, можно примирить наши противоречия?

— Думаю, нельзя. Абсолютно ничего из того, что и как вы делаете, принять не могу, не согласна с вашей моделью общества. Но предлагать вам свою смысла не имеет. Думаю, вы не изменитесь, — добавила она мягко. — И я тоже. Можете убить меня, изменить — нет.

— А когда-нибудь, пусть не сегодня, ты смогла бы полюбить меня?

Всеми силами он пытается сейчас удержать в себе маленького мальчика, жалеющего мать, избитую отцом, жалеющего кошку, убитую отцом. Каким добрым он был тогда и, наверное, такой он понравился бы Магдалине!

— Не знаю.