Но постепенно Дурстан начинал оправляться от болезни. Ребра, по словам доктора, успели срастись, синяки на теле почти исчезли, затянулась и жуткая рана на лбу.

Он очень мало говорил, и Лоринда чувствовала, что его мучают жесточайшие головные боли.

Он любил слушать, как она играет, и жадно ловил каждый звук, пока нежная мелодия не заставляла его погрузиться в глубокий сон, — так же, как сейчас.

Лоринда намеренно скрывала от мужа все, что могло взволновать или расстроить его. Поверенный в делах мистер Эшвин держал ее в курсе всего, что происходило в усадьбе, стараясь принимать лишь те решения и отдавать только такие приказания, которые одобрил бы Дурстан. Но она твердо решила не обсуждать с мужем никаких спорных вопросов, пока он в достаточной мере не окрепнет.

Она предпочитала делиться с ним новостями о его любимых лошадях и приносила ему из сада огромные букеты цветов. Иногда Дурстан просил ее почитать ему.

Однажды он поинтересовался:

— Кто научил вас так хорошо играть на фортепиано?

— Вы мне льстите! — сказала Лоринда. — Я-то знаю, что это не так. Когда мне было двенадцать лет, я пригласила к себе преподавателя, однако бывали времена, когда отец заявлял мне, что для нас это непозволительная роскошь. Тогда приходилось ждать, пока очередная полоса удачи не позволит мне нанять преподавателя вновь.

— Значит, вы сами выбирали себе учителей, — медленно произнес Дурстан.

— Жаль, что я раньше не знала, как важно иметь хорошее образование, — вздохнула Лоринда и поведала ему, как во время болезни, когда он и днем и ночью был погружен в сон, она отправлялась в библиотеку и находила себе книгу для чтения.

— Я пришла в ужас, когда увидела, сколько их там, и поняла, что о многих вещах просто не имела представления, — призналась она с улыбкой. — Я обнаружила, как мало моя единственная гувернантка, которой платили самое мизерное жалованье, рассказывала мне об окружающем мире.

— И с чего вы начали ваши изыскания? — поинтересовался Дурстан.

— Я начала с Индии, поскольку вы… — Лоринда осеклась. То, что она собиралась сказать, выдало бы ее с головой, и потому поспешно добавила: — Гриббон так часто твердил мне об этой стране, что я почувствовала к ней интерес.

Она не стала ему говорить, что в книге, найденной ею в библиотеке, были превосходные гравюры с изображением раджпутских танцовщиц. Глядя на них, она испытывала мучительные уколы ревности, так как полагала, что это именно тот тип красоты, который вызывал у Дурстана наибольшее восхищение.

Но независимо от того, был он очарован ею или нет, Лоринда все это время была уверена, что нужна ему, и еще никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой.

Как раз этого она всегда хотела от жизни — иметь возможность отдавать всю себя дорогому для нее человеку, которого привлекала бы не только ее красота, но и ее внутреннее «я».

Она тихонько отошла от кресла Дурстана и села рядом. Песчинки в песочных часах неумолимо бегут вниз, думала она, и скоро настанет такой момент, когда ее забота ему уже не потребуется.

В глубине ее сознания постоянно жил страх, еще с того самого дня, когда мистер Хикман принес ей бумаги, которые должны были означать для нее независимость.

До сих пор она не упоминала о его посещении в присутствии Дурстана, но скоро он так или иначе обо всем узнает.

«Я люблю его! — повторяла про себя Лоринда. — О Господи, сделай так, чтобы и он полюбил меня хоть немного или по крайней мере нуждался бы во мне, как весь последний месяц».

Обед подходил к концу, и повар на этот раз превзошел самого себя: сегодня Дурстан впервые спустился в столовую после случившегося с ним.