В тот же миг кто-то впился киммерийцу в ногу. Опустив глаза, варвар увидел песьеголового мальчика. Этот уродец стоял на четвереньках и скалил зубы, его глаза горели дьявольским зеленым огнем.

– Вперед, мои хорошие! – кричал Талорк, приплясывая на месте и размахивая светящимися руками. – Вперед! Уничтожьте их!

Из горла псоглавца вырвалось грозное рычание.

– Кром! – зарычал в ответ киммериец.

Он наклонился и ударил врага кулаком по голове, а затем выпрямился, стремительный, как кобра, – и вовремя, потому что гарпия оставила окровавленного Олдвина, чтобы наброситься на более опасного противника.

Несомненно, Талорк управлял обоими своими хищниками. Сам он стоял чуть в стороне от схватки и посмеивался.

Олдвин со стоном катался по песку. Он почти ослеп от крови, заливающей ему глаза. Боль была вездесущей. Гарпия сильно разорвала кожу у него на голове и на лбу, а также оставила несколько глубоких порезов на левом плече. Этого было довольно, чтобы Олдвин ощущал себя объятым пламенем.

– Боги! Боги! – кричал он. – Боги, сжальтесь!

Гарпия отвратительно захохотала и накинулась па Конана сверху. Он сделал вращательное движение мечом у себя над головой, и стервятник вынужден был подняться повыше, чтобы киммериец не отсек ему лапы.

Тем временем песьеголовый мальчик выпустил ногу Конана, отполз на четвереньках подальше, припал к земле и зарычал. А затем он оттолкнулся от песка и взлетел в воздух. В прыжке он широко разинул пасть, готовясь вцепиться Конану в горло.

Киммериец уклонился, и челюсти псоглавца лязгнули у него над ухом. Не прерывая движения, киммериец развернулся и уже занес было меч над головой мальчика, но тут сверху на варвара накинулась гарпия.

Эан был парализован ужасом. Он сидел на корточках, плотно обхватив руками колени, и раскачивался из стороны в сторону. Глаза его закатились, на скулах начали прорезаться дополнительные веки – еще немного, и Эан опять превратится в пятиглазое чудовище.

Талорк тянул сквозь зубы какую-то монотонную мелодию. Эту песнь не слышали ни Конан, ни Олдвин, но Эану она была внятна так же хорошо, как песьеголовому мальчику или гарпии. Эти существа улавливали магию, при помощи которой Талорк управлял своими монстрами.

Тысячи воспоминаний, унизительных или страшных, ожили в голове Эана. Они теснились, говорили все разом, предъявляли права на главенство. Он видел себя покорным слугой Гуайрэ, убийцей нового любовника своей демонической подруги, монстром, живущим в зыбучих песках, перепуганным пленником в руках Талорка… Потом пришло еще более раннее воспоминание: та семья, что была у Эана двести лет назад. Та семья, которая возлагала на него такие большие надежды, – и которую он так жестоко подвел.

Эан заплакал. Сквозь слезы он еще видел, как Конан сражается с гарпией, а затем вдруг очнулся, ощутив острую боль. Эан повернулся и увидел, что песьеголовый мальчик подобрался к нему и вонзил зубы в его руку.

С диким криком Эан вскочил. Он ненавидел этого бывшего своего товарища по заточению в зверинце у Талорка. Псоглавец лизал руки хозяина и готов был разорвать любого, на кого покажет Талорк.

Превозмогая боль и страх, Эан завопил не своим голосом и изо всех сил ударил псоглавца по носу кулаком. Тот завизжал и отскочил, готовый в каждое мгновение напасть снова.

У Эана был кинжал, но за долгие зимы пребывания в облике монстра Эан совершенно разучился пользоваться оружием и сейчас даже не вспомнил о нем.

Вместо этого Эан набросился на псоглавца с голыми руками. Он схватил его за горло и начал душить. Псоглавец сперва отбивался, а затем обмяк в хватке Эана, глаза его помутнели и закатались.

Пение Талорка сделалось громче – и вдруг утихло.