Взвыли двигатели. Катер задрал нос, набирая скорость.

   – Конечно.

   Что-то в его тоне насторожило Эмили. Что-то было не та. Может быть, она просто плохо играла свою роль. Может быть.

   Зазвонил телефон, и Мэсситер, поднявшись, шагнул к открытой рубке.

   Она попыталась представить себя на занятии в академии. О чем говорил инструктор? Такого рода темы затрагивались нечасто и обсуждались быстро и профессионально, без нюансов Наверное, обе стороны в душе надеялись, что до крайности никогда не дойдет и ученику не придется искать ответ на этот нелегкий вопрос. Насколько далеко ты готов зайти, чтобы добыть крайне важную информацию? Готов ли ты пытать человека, чтобы предотвратить взрыв заложенной в школе бомбы? Готов ли убивать ради спасения заложников?

   Ответить трудно. Но сейчас вопрос касался только ее. Готова ли она сама ради шанса на успех уступить в том, что не причинит никому никакого, по крайней мере физического, вреда? Готова ли отдать то, что многие, если не большинство, отдают свободно и без принуждения, часто тем, кого не любят, или даже совершенно незнакомым людям?

   Тогда, на занятиях, они все отвечали утвердительно, воспринимая другой вариант как проявление эгоизма и даже предательство.

   Эмили вспомнила ночной разговор на террасе у больницы. Тогда все представлялось иначе. Тогда сомнениям не было места. Тогда они четверо – Ник и Перони, она и Тереза, – глядя ДРУГ другу в глаза, поклялись, что не позволят венецианцам похоронить это дело.

   Лео Фальконе и сейчас еще находился между жизнью и смертью, лежа в белой палате с видом на лагуну, и Эмили могла, лишь чуть приподнявшись, увидеть больницу за колышущейся кромкой воды.

   Голос Мэсситера доносился неразборчивой скороговоркой. В другой жизни у нее было бы устройство, способное проникать в электронное сердце телефона и записывать все, что говорилось, сейчас она могла полагаться только на свои таланты. На свою интуицию. И ничто больше.

   Закончив разговор, Мэсситер вернулся в каюту и снова сел напротив гостьи.

   – Дела не отпускают? – спросила Эмили. – Вы, наверное, совсем не отдыхаете.

   – Как говорится, колесико ржавеет, когда не крутится. Кому же хочется стареть? – Англичанин помолчал. – Вы правы, дела не отпускают. То, чем я сейчас занимаюсь, у наших друзей строителей называется «благоустройством территории». – Он скользнул по ней холодным взглядом. – Аккуратность – это добродетель. А я привык считать себя добродетельным человеком.

   Глава 7

   В дом Рандаццо они вошли ровно в девять утра. Дом располагался в тихом тенистом квартале за Гран-Виале, главной торговой улицей Лидо, берущей начало от остановки речного трамвайчика и прямой линией протянувшейся через весь узкий полуостров мимо белой, напоминающей кита громадины гостиницы «Гранд-отель де Бейнс». День был самый обычный, рабочий, и прохожих не встретилось, если не считать нескольких молодых людей с полотенцами, направлявшихся, очевидно, к пляжу. Вверху время от времени жужжали частные самолеты, разворачивающиеся к маленькому аэродрому на северной оконечности полуострова. Прежде чем войти, Лука Дзеккини окинул особняк взглядом знатока. Небольшой, построенный в так называемом свободном стиле, с множеством лепных украшений и завитушек, каменными ступеньками и причудливыми окнами, домик тянул на добрый миллион евро, а то и больше. Ник Коста с оценкой майора согласился. Сейчас все зависело от того, улыбнется им удача или нет. Шел уже десятый час, а новости не поступали. Молчала Тереза Лупо. Молчала Эмили. Состояние Лео Фальконе не изменилось. Единственное короткое сообщение поступило из больницы, от Рафаэлы Арканджело, через Терезу.