– Скажи ты этим болванам, что епископ почивает!

    Слуга так и сказал: почивает-де епископ. Силена слугу от двери оттер, в дом вломился. Навстречу Урзакий выскочил в одной рубахе, от гнева красный. Столкнулись, точно два боевых слона. Казалось, так и убил бы один другого; но вот мгновение минуло – и оба хохочут.

    Через полчаса Урзакий уже угощал гостей. Варвары лопали, как псы, давясь, – наголодались на том берегу Дуная, ибо охота, пока лагерем вокруг Ульфилы стояли, кормила их недостаточно.

    Силена в простых и ясных словах описал Урзакию происходящее в Готии (ибо так ромеи с некоторых пор именовали Дакию).

    Урзакий хмурился. Ай да Силена. С хрупких плеч своего возлюбленного епископа Ульфилы на его, Урзакия, римскую бычью шею хочет ярмо переложить.

    И поди отшей его, этого Силену, когда он кругом прав. Не помочь единоверцам в страшной беде – это последней сволочью нужно быть.

    Сознался тут Урзакий: спал так поздно, потому что всю ночь письма разбирал. Никейцы, кажется, целью такой задались: веру Христову в глазах язычников в посмешище обратить. Попутно завел разговор о том, как сам-то Силена верует и каково учение ульфилино. Но Силена честно сказал, что в догматах не силен, а споры считает большим грехом и преступлением.

    Урзакий рукой махнул. Пусть Ульфила с народом своим переправляется на римский берег, пока Атанарих этот и вправду весь род христианский в Готии под корень не извел. Взялся Урзакий поговорить о том с городскими властями и помочь отрядить посольство к императору Констанцию.

    – К императору особый подход нужен, – так сказал Урзакий честнейшему Силене, который в «особых подходах» был откровенно не сведущ. – Так что я вам своего человека для того дам.

    Раньше против Нов был большой мост через Дунай. При Адриане его снесли, ибо варвары начали злоупотреблять удобством переправы и до костей обгрызли римские владения на много миль вокруг моста.

    Поэтому переправу устроили на лодках; помог и военный корабль дунайского Флавиева флота – шел вверх по реке, патрулировал, ну и для богоугодного дела спасения христиан от погибели сгодился.

    Ульфила в числе последних переправлялся. Урзакий весь извелся в ожидании: каков он из себя, этот пастырь, этот Волчонок, который столько дикого народу в кроткую веру Христову обратил? И какого он нрава? Неистов он или смирен? Или неистов в смирении своем?..

    Наконец, пристала и последняя лодка. Невысокий седеющий человек вышел на берег. Под плащом котомку прятал, от чего сперва показался Урзакию горбатым. Не успел опомниться, как сгреб его грубый Урзакий в объятия и пророкотал:

    – Добро пожаловать в Империю.

    * * *

    Император Констанций принял беглецов чрезвычайно ласково. Еще бы. Все случившееся – неважно, хотел того Ульфила или не хотел – было весьма на руку ромеям. Часть везеготского племени откололась от народа своего. Воинственный Атанарих ярится в бессилии. А чем слабее вези, тем лучше, тем спокойнее дунайским провинциям Империи – государственного ума не требуется, чтобы это понять.

    Землю поселенцам христианским отвели не самую лучшую (незачем варваров баловать и римских граждан дразнить) – в горах Гема, между Новами и Августой Траяна.

    Так в тридцать семь лет сделался Ульфила патриархом – главой большой христианской общины.

    Эти ульфилины готы были не такие, как все прочие готы, – и остры, «блестящие», и вези, «мудрые», – потому называли их Gothi Minor, «меньшими готами».