Ему хотелось громко смеяться всякий раз, когда кто-нибудь заговаривал с ним или просто смотрел на него. Да, много они знают!

— Вы взяли расписку, Тарджис? — спросил мистер Смит.

Удивительное дело! Он совсем забыл и о деньгах и о расписке! Но расписка лежала у него в кармане, и, когда он вручал ее мистеру Смиту, его так и распирала тайная гордость и радость.

— Заходили в квартиру? — небрежно спросил мистер Смит.

— Заходил. (Что за вопрос! Если бы он только знал!)

— Да неужели? — воскликнула Поппи Селлерс, от ушей которой ничто не ускользало. — Расскажите же, какая у них обстановка. О чем вы говорили с его дочерью? Она хорошенькая? Расскажите все, все!

«А эта Поппи, в сущности, неплохая девчонка, только челка делает ее настоящим уродом. К тому же она влюблена в меня. Еще бы ей не влюбиться, если сама Лина Голспи… ну, ну, об этом молчок! Если вдуматься, бедняжка Поппи даже трогательна. И она приглашала меня вчера на концерт для полиции, а я чуть было не пошел! О Господи!»

— Что ж, мисс Селлерс, если вам так хочется знать это, я расскажу, — сказал он.

— Какое великодушие! — съехидничала Поппи. — Вы очень добры, милорд. Ну, рассказывайте.

— Они занимают верхний этаж особняка, — начал Тарджис. — И комната, в которой меня приняли, — большая, больше нашей конторы, и в ней множество всяких вещей, — большие лампы с абажурами, и граммофон, и куча подушек…

— Похоже, что они сняли меблированную квартиру? — спросила мисс Мэтфилд.

— Может быть. Не знаю. Я не бывал никогда в таких квартирах.

— Ну, а дочь? — вмешалась мисс Селлерс. — Красивая?

— Я видела ее только одну минуту, — сказала мисс Мэтфилд. — Кажется, хорошенькая, да?

— Да, — подтвердил Тарджис, изо всех сил сдерживая бурлившие в нем чувства.

— Но какая? Опишите ее, — допытывалась мисс Селлерс, не спуская с него глаз. И когда он, не ответив, вдруг отвернулся от нее, сделав вид, что очень занят, она бросила на него странный взгляд и больше не заговаривала с ним. Тарджис этого взгляда не заметил, а если бы и заметил, не придал бы ему никакого значения.

К счастью и для него и для «Твигга и Дэрсингема», у него в этот день было не очень много дела. Иначе он мог бы перепутать все отправки и натворить столько бед, что понадобилось бы две недели, чтобы опять привести все в порядок.

Неудобно ожидать обещанного телефонного звонка в конторе, где телефон звонит каждую минуту и заставляет вас подскакивать на месте. До половины четвертого Тарджис был сравнительно спокоен. От половины четвертого до четырех он замирал от нетерпения, от четырех до четверти пятого был близок к отчаянию, от четверти пятого до половины пятого балансировал на краю бездны, и каждый телефонный звонок увлекал его от бездны, а каждый нежеланный голос в телефонной трубке швырял обратно на ее край. «Если хотите знать мое мнение, — объявила служащая фирмы „Браун и Горштейн“ после разговора с ним по телефону в этот день, — так пора бы уже Твиггу и Дэрсингему немножко отполировать не только фанеру, но и своих служащих. Как они нахально обрезают, когда говоришь с ними!» В тридцать пять минут пятого, потеряв уже всякую надежду, Тарджис сидел за своим столом как в аду, а без четверти пять он тяжело дышал в телефонную трубку и был на седьмом небе.

Лина сообщила, что достала билеты и будет в вестибюле «Колладиума» в двадцать пять минут седьмого.

Но даже и тогда Тарджис не успокоился… Повесив трубку, он тут же сообразил, что ему трудно будет поспеть в «Колладиум» к половине седьмого.