Коридор становится, каким ему и положено быть: чистым и сверкающим новизной. И тварь, которая шла ко мне, тоже тает и исчезает, словно я видел все это во сне. Но я-то бодрствую. Это был не сон. Не могу сказать, что именно, но точно не сон .
Перри замолчал, несколько мгновений смотрел в дождливую темноту, потом продолжил:
— После этого я поднялся наверх, в поисках Рикки, и нашел его, целого и невредимого. Он слышал гул, барабанный бой, но с ним ничего не случилось, и я не знал, как рассказать ему о том, что я видел, чтобы он не принял меня за чокнутого. Но мне следовало рассказать, следовало увести его оттуда, убедить перенести составление перечня на понедельник. Я попытался уговорить Рикки уйти, но он отказался, и я оставил его умирать.
— Вы не оставили. Вы не могли этого знать. Кто мог?
— На следующий день, в воскресенье, я пошел в церковь. Давно уже не ходил, а тут почувствовал необходимость. В понедельник, перед тем как идти на работу, сунул под куртку пистолет. Не думал, что пистолет спасет. Но что еще я мог предпринять? Пистолет давал хоть какую-то надежду. Но… все прекратилось. Никто больше не видел людей-теней или чудовищ. Может, что-то случилось в субботу, но увидеть это мог только Рикки Нимс. В декабре мы все закончили.
Правая рука Сайлеса замерзла и повлажнела от конденсата на стакане с виски. Он вытер пальцы салфеткой.
— Есть какие-нибудь версии?
Перри Кайзер покачал головой.
— Только одна, которую я озвучил. Я краем глаза заглянул в ад. Эта встреча меня изменила. Внезапно возникло ощущение, что частые исповеди и регулярное причастие — очень неплохая идея.
— И вы ничего не говорили ни сыну, ни жене?
— Я подумал… если мне показали ад, значит, я нуждался во встряске. Чтобы дать мне шанс измениться. Я изменился, но не нашел в себе смелости сказать жене, почему возникла такая необходимость. Вы понимаете?
— Да, — кивнул Сайлес. — Я только не знаю насчет ада. В данный момент я очень уж многого не знаю.
Вернулась официантка, положила счет.
Пока Сайлес подсчитывал сумму с чаевыми и доставал деньги из кошелька, Перри вновь разглядывал посетителей бара.
— Что с ними не так?
— Вы тоже это почувствовали? — удивленно спросил Сайлес.
— Да. Не могу только сказать, что именно. Им… по большей части, от двадцати до сорока. Для их возраста они очень уж стараются.
— В каком смысле?
— Казаться беззаботными. Для молодых это же естественно. А они… ну, не знаю… встревоженные.
— Я думаю, они пришли сюда за антуражем, музыкой, атмосферой, потому что хотят спрятаться в безопасном времени.
— Нет такого времени.
— Более безопасном, — поправился Сайлес.
— Тридцатые? Надвигалась война.
— Но она закончилась. А теперь… может, конца и не будет.
— Я думал, причина в том, что я старею, — Перри все смотрел на толпу у стойки.
— Причина чего?
— Этого чувства, что все разваливается. Даже вырывается с корнем. Иногда мне снятся такие кошмары.
Сайлес убрал кошелек.
— Все вырывается с корнем, — добавил Перри. — Каждый только за себя. Хуже того, все против всех.
Сайлес посмотрел на улицу Теней. «Пендлтон» высился горой в дождливой тьме.
— Все против всех, — повторил Перри. — Убийства, самоубийства везде, днем и ночью, без конца.
— Это всего лишь кошмарный сон, — указал Сайлес.
— Возможно, — Перри посмотрел на него. — Что теперь?
— Пойду домой, посижу и подумаю. |