Йети переглянулись, и Костя сообщил:

— Фигу! Давайте ваши фляги. Самый надежный метод прекратить попойку — выпить всё имеющееся спиртное.

Йети поймали брошенные фляжки, чокнулись орлами, и Грым произнес, подмигивая Яшке:

— Пью за Победу и поддержание воинской дисциплины в нашем подразделении!

Глава 10

11 августа 1941 года. Белоруссия

Солнце уже начало высовывать макушку из-за горизонта, но Догунину от этого легче не было. Спать капитан лег за час до рассвета. За ночь успели принять, и отправить обратно на Большую Землю самолет. Об отряде заботились, заметив в верхах. И теперь, юркие Р-5 и У-2 почти каждую ночь стрекотали моторчиками, привозя разнообразнейшие грузы, такие важные в любом воинском хозяйстве. Заодно вывозили раненных и больных. И завозили специалистов. Самого широкого профиля.

Разбудило легкое касание. Рука сама нырнула за дремлющим под сложенным бушлатом пистолетом. Но большая ладонь легла на ТТ сверху, отводя в сторону ствол.

— Доброе утро, капитан!

— Утро добрым не бывает, — автоматически ответил Догунин. — Приветствую, товарищ Ухватов.

— И вам не хворать, товарищ капитан. А насчет утра, Лёнька Зоммерфельд с тобой согласился бы. Или я чего-то не знаю, что должен? — ответил Грым. Глаза понемногу отходили ото сна, и Догунин уже различал в полумраке могучую фигуру йети. И оскал, означающий довольную улыбку, на морде.

— Всего даже товарищ Сталин не знает! — хмуро ответил Догунин, и зевнул, до хруста выворачивая челюсть. Растер лицо, помотал головой… — Кто такой Лёнька Зоммерфельд? Как ты здесь оказался — даже спрашивать не буду.

— И не стоит, — усмехнулся Костя, осторожно, пытаясь не задеть макушкой бревенчатый потолок и не раздавить что-нибудь тяжеленной задницей, присел у нар. — Система охраны — выше всех похвал. Против линейных частей сработает. Даже «ягды» попадутся, скорее всего. Пара йети и столько же людей проходит на раз. А Лёнька — то отдельная песня. Своеобразная личность. Замечательная, можно сказать. В смысле, трудно не заметить.

— Это он у вас четвертый, получается? — на этот раз зевок удалось подавить. С трудом, конечно…

— Не, — хмыкнул Грым. — Лёнька свалил обратно в свой две тысячи седьмой. Мы ему еще флягу на дорожку вручили. Трофейную… — Грым прикрыл глаза и мечтательно чмокнул. — Шнапс — как слеза. Не бимбер местный. Четвертый у нас рядовой Абазаров.

— А этот из какого года? — устало спросил капитан, уже отвыкший за последнее время удивляться. Две тысячи седьмой? Йети? Динозавры? Да фигня все это по сравнению с Мировой Революцией!

— Этот местный. Повар из сто восьмой дивизии. Кашевар.

— А он чем отличился? Кашу хорошо варит?

— Эшелон с десятком цистерн у немцев угнал, — Грым не оценил натужную попытку пошутить. — И взорвал. Плентюки — его работа почти целиком. Мы немного хвост занесли, да и все.

— Как эшелон угнал? — оказывается, не совсем еще разучился удивляться…

— Элементарно. Перестрелял охрану из лука. А там и мы помогли малость.

— Праща была. Кнут есть. Теперь лук до полного комплекта? А этот твой, Лёнька, какой экзотикой воюет? Алебардой? Или гарпуном бьет?

— Вот тут никакой экзотики, — разочарованно ответил Грым. — Самый обыкновенный дрын типа Дубина Народной Войны. Березовый, метра три в длину и толщиной сантиметров восемь.