Конкретика человека крайне уязвима. Ему легко запутать голову. Контроль — штучка надежная относительно, до поры до времени. Накопление материала соизмеримо с ростом младенца.

А это справа? — спрашивает Леонт.

Но Мемнон не успевает ответить.

— Ты что, в самом деле, веришь в эту чепуху? — спрашивает Леонта маленький кудрявый грек, держа в правой руке высокий фужер с белым вином, а левой пытаясь завладеть пуговицей на рубашке собеседника и одновременно шаря взглядом по скользящим рядом женщинам. "Как мила… как мила, — внезапно читает Леонт у него в голове, — а эта… крошка… божественные формы, сдобная булочка… Венера Милосская…" Очевидность его мыслей просто написана на лице.

Вот-вот — это те маленькие прелести, которые проявляются, казалось бы, совершенно неожиданно, хотя, как известно, ничего неожиданного в вашем мире нет, — отвечает Мемнон на изумление Леонта. — Если ты хочешь знать мысли, витающие вокруг, учись отделять их от своих. Но для этого надо самому мыслить четко и ясно. Одно из непременных условий "чтения" — общение с человеком.

— Не находишь ли ты, что это твое больное воображение, — продолжает Данаки, — всю жизнь не доверяю писателям, а может, это массовый гипноз или, лучше сказать, — психоз какого-нибудь шутника, сознайся, тебе ничего не будет. Секундочку, — и отпускает пуговицу, — как тебе та?.. нравится? Женщины отличаются только длиной ног — не претендую на авторство… Можешь записать где-нибудь там у себя… Сам-то я на площади не был… Но если здраво рассудить и взвесить…

Вишневые глаза слегка раздражают Леонта. Велеречивость грека сводится к проигрыванию заезженной пластинки с несколькими слащавыми фразами. Даже вместо "примадонна" Данаки оговаривается "приманка". Вечные намеки на секс и белье, подглядывание в туалетную щелочку — визионизм, пощупывание вприпрыжку того, что между ногами, сморкание в кулак, кудахтанье пошлых банальностей, пиво и таблетки от головной боли натощак. Поговаривают, что первую жену он утопил в унитазе.

Несмотря на теплую ночь, он в двубортном черном костюме, белой рубашке и красном галстуке и умудряется разглядывать собеседника сквозь темные очки. Гангстерский костюм дополняется длинным ногтем на левом мизинце, который служит для чистки носа.

Про себя Леонт никак не может называть его иначе как пожарным — хотя с тех пор, как Данаки перестал носить блестящую медную каску и разбогател на разведении красного калифорнийского червя, прошло не менее десяти лет.

Бог одинаков и к дурням, и к философам, — вздыхает Мемнон, — и ничего не поделаешь — головастиков больше. Они не восклицают: "Ах!" Они возмущены: "Как это так!" Но Сущность различает каждого; кроме того, учти, что по интуитивному каналу информация считывается с некоторой задержкой, зависящей только от тебя (иногда она вообще не проходит), и, дождавшись паузы в Данаки, продолжает:

Один из принципов считывания информации — удивление. Учись удивляться, и ты будешь все знать. Интуиции невозможно научиться, потому что для нее нет соотнесения. Форма больше чем в тройной зависимости практически не разгадывается. Все остальное требует много времени и только после сделанного хода. А эта штучка, которая так похожа на Луну, с такой же легкостью, как ты у собеседника, контролирует мысли. К тому же она знает, что ты ее наблюдаешь, и делается невидимой. Ее не надо бояться — она так же безобидна, как и твой непросвещенный оппонент.

Но отчего она гаснет?

По крайней мере, по двум причинам: тебе еще не дано и частное проявление Сущности неустойчиво. Впрочем, дано тебе может и не быть.