— Ты кого-то боишься?

— Я… я даже не знаю, что сказать. Мне казалось, что все закончилось — все, кто мог желать мне зла, либо мертвы, либо в тюрьме. Но сейчас… господи, какое же это противное ощущение… — Она едва сдерживалась, чтобы не заплакать.

Дмитрий огляделся по сторонам, но в яркой толпе, окружавшей их, разумеется, ничего подозрительного не увидел. Вечер выдался теплый, и многие предпочли после рабочего дня не отправляться сразу по домам, а погулять, посидеть в открывшихся уличных кафе, просто на лавочках в скверах. Вокруг бегали дети, многие — на роликах, попадались велосипедисты и любители скейтборда — словом, Москва переместилась из офисов в зоны отдыха.

— Вероника, может, посидим где-нибудь на воздухе? — предложил Рощин, углядев свободную лавочку. — Ты не устала?

Ника неопределенно повела плечами:

— Давай посидим, меня что-то ноги не держат, перенервничала.

Они сели, Дмитрий поправил сползшую с Никиных плеч ветровку и спросил:

— Теперь моя очередь задавать неудобные вопросы? Можно?

— Задавай.

— Вот ты спросила, женат ли я. Я могу узнать то же о тебе?

— В смысле — замужем ли я? Помнится, ты обиделся на этот вопрос и решил, что я считаю тебя бабником. Следуя твоей логике — я тогда кто? — Стахова прикусила губу и наблюдала за тем, как меняется выражение лица Рощина. Тот смутился:

— Извини. Действительно, глупо вышло. Можешь не отвечать.

— Вышло глупо, но я отвечу. Нет, я не замужем, более того — никогда не была. Но у меня в Праге остался сын.

— Как так?

— Ну, чтобы родить сына, вовсе не обязательно быть замужем, правда? Так получилось, что мы с его отцом пожениться не успели, он погиб, — вздохнула Ника. — Но зато у меня теперь есть Максимка.

В этот момент ей пришло в голову, что подобное признание может отпугнуть Рощина — мало кто из мужчин обрадуется наличию ребенка, такие бывают, конечно, но довольно редко. Ника не успела понять, каков именно Дмитрий.

— И с кем же остался твой Максимка? — спросил он, и Ника отметила, что Рощин назвал мальчика по имени, а не «ребенок» или «сын».

— С моими друзьями. Там живет моя близкая подруга, у них нет своих детей, и они всегда помогают мне с сыном. Ну, и дедушка Максима там живет.

— Твой отец?

— Нет, мой отец живет в Москве, удачно женат и растит двоих детей — приемную дочь и собственного сына. И они ему куда ближе, чем я.

— Послушай, а ведь у меня примерно то же, — вдруг улыбнулся Рощин. — Отец ушел из семьи, когда мне было четырнадцать, женился на женщине с ребенком и теперь считает сыном не меня, а Антона. Но мне исправно звонит раз в неделю — узнает, как дела.

— А мой, кажется, даже не знает, что я уехала и что вернулась.

Они рассмеялись. Рощин снова взял Никину руку, осторожно пощупал травмированное запястье:

— Больно?

— Почти нет. Обидно, что левая рука, работать могу очень ограниченно — я же левша, а писанины хватает, — пожаловалась Ника.

— Я тебе гимнастику покажу, будешь делать — станет легче. Ты не замерзла?

— Я бы чаю выпила горячего, — призналась Ника, поежившись — на Москву опустился вечер, стало прохладнее, и даже ветровка Рощина уже не спасала.

— О, так что же мы сидим? Пойдем скорее в кафе.

Дмитрий поднялся и подал Нике руку, помогая встать. Они пошли по аллее к выходу с территории ВДНХ, и Стаховой вновь показалось, что в спину ей упирается тяжелый чужой взгляд.