— Мне еще года полтора осталось пыхтеть, и ты меня сразу меняешь. Годится?
— А чего время зря терять? — озаботился Фомин. — Ты там поговори у себя — есть, мол, замечательный парень, прекрасно носит за начальством портфели, уживчивый, хороший аппетит, без вредных привычек, холостой…
— Как холостой? — остановил я его. — Ты что — с Галкой развелся?
— Ни слова о страшном… — прижал руку к губам Фомин.
К нам подошел майор‑пограничник со стопкой паспортов в руках.
— Ваши документы готовы. Паспорт арестованного…
— Мне! — протянул руку Фомин. — Его паспорт будет у меня.
— Хорошо, — согласился я. — Я еду с вами или в министерство?
— Нет, — покачал головой Фомин. — Не с нами и не в МВД. Ты едешь с этими роскошными господами…
Фомин показал рукой на двух стоящих у стены парней, неподвижных, как камни, с немыми, ничего не выражающими лицами. Типичные «шкафы».
— В МВД поедем мы, вершители благородного дела грязного криминального сыска, будем пахать, колоть, не покладая рук и ног трудиться, — стебал неутомимо Фомин. — А вы, избранники фортуны, любимчики судьбы, заграничные тонкие штучки, вы пойдете, как завещал Владимир Ильич, другим путем…
Он махнул рукой, подзывая «шкафов»:
— Передаю его вам, бойцы, с рук на руки. Берегите его, лелейте и ласкайте…
Те молча, дисциплинированно, серьезно кивнули.
— Подожди, — вмешался я. — Я получил телеграмму от замминистра, от Степанова…
— Знаю, все знаю, — перебил Фомин. — Оне, в смысле их превосходительство Анатолий Иваныч, мне и велели тебя встретить и перепоручить этим бойцам…
— Куда? Зачем? — обескураженно спросил я. — Ничего не понимаю!
— Слава Богу! С возвращеньицем! Мы здесь так и живем всю дорогу — ничего не понимаем…
На парадной площадке у входа в аэропорт бушевала нормальная вокзальная суета. Хотя, конечно, здесь ощущался завышенный, антуражно‑приподнятый уровень жизни — дорогие иномарки, лимузины с синими «рогами» моргалок и правительственными номерами, импозантный багаж, нарядные дамы, многие с породистыми собаками, разнообразные оглоеды с сотовыми телефонами, цветы у встречающих.
Здоровенный гаишник лениво разгонял подъезжающий транспорт с площадки перед большими стеклянными дверями, оцепленной для милицейского конвоя. Я попрощался с мрачным Котовым, поручкался напоследок с его коллегами розыскниками, моими парижскими спутниками и подошел к Смаглию:
— Ну что, Василий Никифорович? Хочу пожелать тебе здоровья, остальное — за судом и следствием…
— И тебе, земляк, не хворать! А вообще зря ты меня заловил, командир. Лучше мы бы с тобой в Париже сейчас гулеванили!
— Что поделаешь! Живем по понятиям — ты бежишь, я догоняю…
— Все по‑честному! — согласился Смаглий. — Я тебе только один секрет открою: мы тут все по кругу бежим. И ты тоже. Неизвестно, кто кого догоняет…
— Так думаешь?
— Знаю! Как запыхаешься чуток — оглянись. У тебя уже на хвосте сидят.
— Обязательно оглянусь, — заверил я. — А за телефончик — спасибо…
Подошел ухмыляющийся Фомин, похлопал меня по спине:
— Все, все, все! В таких случаях в крематории говорят: пора‑пора, прощайтесь, господа…
— Бывай, — засмеялся Смаглий и нырнул в «Волгу». |