У Тартальи зазвонил телефон. «Николетта, – подумал он. – Беспокоится, где это мы застряли». Он вынул трубку и увидел на определителе – звонит Фиона Блейк. Марк дождался, пока включился автоответчик. Донован занялась инспектированием своего лица в зеркальце: тронула помадой губы, поправила прическу. С опаской – что еще понадобилось Фионе? – Тарталья нажал 121 и стал слушать сообщение.

«Марк, это Фиона. Наверно, мне не следовало звонить, но… я просто хотела, чтобы ты знал: я порвала с Мюрреем». Говорила она неуверенно, мягко. После долгой паузы добавила: «Может, встретимся, выпьем? Перезвони. Если ты, конечно, хочешь. Надеюсь, что да».

Последний раз он видел Фиону и говорил с ней в палатке экспертов у канала, стоя рядом с трупом Иоланды. Тогда он счел, что между ними все кончено, и начал привыкать к мысли – оно и к лучшему. Фиона не подходит ему. Не та она женщина, какая ему нужна. Вот только легче ему не становилось. Ее звонок снова пробудил желание видеть ее, быть с ней. Не в первый раз Марк почувствовал, что бессилен сдержать себя, он, конечно же, рано или поздно ей позвонит.

Но пока Марк отключил телефон и повернулся к Сэм. Та наконец‑то вышла из машины с сумочкой в руках, хлопнула дверцей, и он повел ее к маленькой калитке кованого железа, ведущей к дому Николетты.

– Заранее приношу извинения за беспорядок в доме, – сказал он, придерживая калитку.

– Да ладно тебе!

– Сейчас сама увидишь. Карло три годика, Анне – пять. В доме вечный бардак. Николетте наплевать, а мой зять Джон не обращает на это внимания из принципиальных соображений – ради сохранения мира.

– Мне не привыкать.

– А, да. Я и забыл. Но такого ты еще не видела. Будь предельно внимательна, когда будешь садиться, не то обязательно приземлишься на что‑нибудь острое или липкое.

Когда он потянулся к звонку, Донован легонько тронула его за руку. Тарталья обернулся.

– Не знаю, справлюсь ли я со своей ролью.

– Послушай, если тебе совсем уж неохота, мы можем не пойти. Я скажу Николетте, что ты заболела… Что‑нибудь в этом роде… После всего, что случилось, она не удивится.

Донован покачала головой:

– Я не это имела в виду. Мне очень приятно сходить с тобой в гости. Да и отвлечься от постоянных дум было бы неплохо. Я очень благодарна тебе за приглашение. Просто… мне никогда раньше не приходилось изображать чью‑то подружку.

Тарталья смотрел на нее с улыбкой:

– И я тебя благодарю – заранее за старания. И ведь я – не «кто‑то», я спас тебе жизнь. А значит, для тебя я – особенный человек.

Он опять подшучивал над случившимся.

Сэм не рассердилась. Она передернула плечами, словно для нее эпизод с Залески уже не имел ровно никакого значения, а Тарталья приобнял девушку, притянул к себе и ласково погладил по плечу:

– Я тебя очень люблю, Сэм. Да ты и сама, наверное, знаешь.

Донован подняла на него глаза и в первый раз за долгое время улыбнулась:

– Знаю. Твое отношение очень много для меня значит.

– Я так испугался, что потеряю тебя там.

– И чуть не потерял.

– Ну так как? – Тарталья наклонился и чмокнул ее в макушку. – Готова? Уверена, что справишься?

Сэм кивнула, и он взял ее за руку:

– Прекрасно! Тогда – вперед!

37

Адам Залески с сумкой в руке спустился по трапу маленького самолета на летное поле, и его накрыла волна удушающей жары и влажности.