Потом различила, как, тихонько причмокивая, лижет берег река. Потом лес, потревоженный вечерним ветром, протяжный хвойный гул, разноголосая болтовня листьев, перестук сбитых наземь дождевых капель, скрип поваленной сосны — она уже не первый год все не могла умереть, падала, цеплялась за своих соседок и кричала в ужасе всякий раз, когда ветер пытался подправить дело — уложить ее на мох, в дурманную и беспамятную болотную сырость.
Потом холм обступили иные звуки: испуганный свист маленьких крыльев, шорох беличьих коготков, сосредоточенное пыхтение крота, шелест иголок под муравьиными лапками.
А потом до холма добрался, дополз хриплый, сбивчивый голос флейты. Странный и неуместный в лесу, он взвизгивал, прерывался, но вновь упрямо начинал выговаривать все те же ноты, но так и не мог довести мелодию до конца.
Десси нахмурилась, потерла лоб, потом тихонько запела:
И Радка изумилась: песня была, несомненно, та самая, но сейчас слова говорили об одном, а музыка — совсем о другом.
Десси меж тем вскочила на ноги и велела:
— Собирайся.
— А что случилось?
— Там разберемся. Похоже, один… хм-м… человек влип в очень скверную историю и зовет на помощь.
— Нас?
— Кого придется. Пошли посмотрим, что там стряслось. Чтоб Дудочник помощи запросил… Н-да, дожили!
Глава 8
Десси торопилась — ей вовсе не хотелось бегать по лесу в темноте. Радка плелась сзади. Теперь они уходили от поймы реки, то и дело огибая болотца с торчащими из желтой травы мертвыми остовами берез, шагали по кочкам, раздвигая сухую осоку, пробирались сквозь заросли ольховника. Радка глотала слезы. Хоть им и не встретилось пока ни одно чудище, лес все равно был ужасен — безликий, безымянный, пустой. Он заманивал, заводил их все глубже, и Радка уже не верила, что когда-нибудь выберется отсюда.
Десси, как и полагается ведьме, почуяла ее страх и спросила, не оборачиваясь:
— Ну что, хочешь в город?
— Угу.
— Вот, давно бы так-то. Ладно, теперь жди до завтра. Утром выведу на дорогу.
Радка не знала, верить сестре или нет.
* * *
Солнечный свет оставался лишь на вершинах деревьев, когда Десси с Радкой добрались до четырех невысоких холмов, стоящих в густом ельнике. Потом ночь выплеснулась из-под корней, затопила лес, и ближний холм беззвучно прорезала широкая черная трещина, а Радка вновь услышала невнятный голос флейты. На звук они и пошли. У самого входа в холм Десси сняла с пояса нож и воткнула лезвием в землю, после чего, не колеблясь, нырнула в черный проем. Радка — за ней.
— Ты пауков не боишься? — спросила вдруг Десси.
— Нет, а что?
— Сыклюк.
— Что?
Забрезжил голубоватый свет, и Радка отчаянно взвизгнула. Пауков она действительно не боялась. Пауков, а не восьминогих тварей размером с ладонь, с синими фонариками на спине.
Впрочем, страх мгновенно прошел — слишком удивительным было все вокруг: зеленые занавеси, расшитые мерцающими золотыми крапинками ковры с диковинными цветами, игрушечные тарелочки, кубки, медные котелки, в беспорядке разбросанные по полу маленькие, сплошь покрытые резьбой скамейки и кресла, тонкие, как паутинка, разноцветные плащи, втоптанные в пол. И повсюду — какие-то синие лужицы, будто крошечные озерца.
— Н-да, дожили, — вздохнула Десси. — Это что ж получается, кто-то на Холм напал и всех Добрых Хозяев перебил? Хоть глазам своим не верь!
* * *
Во втором зале они нашли тот же разгром. Только стол и переломанные скамьи были побольше — обычных человеческих размеров. От дверей к стене тянулась неровная бурая полоса. |