После соответствующей подготовки мы начали летать ночью.

Прежде чем я полетел самостоятельно, меня проверял командир полка. Он не из говорливых, наш командир, после двух контрольных полетов — по кругу и в пилотажную зону — сказал:

— На уровне. Не отвлекайся от приборов, не торопись с заходом на посадку. Последний разворот начинай чуть раньше, чтобы крен не слишком увеличивать. Вопросы есть?

Вопросов у меня не было. Так и доложил. И в ту же ночь вылетел самостоятельно.

Боюсь не сумею, как надо, рассказать про ночное небо. Эт-то такое, такое… Сперва, пока разбегаешься по бетонке, неба вроде нет — одна чернота впереди, да ограничительные фонари слева и справа мелькают, а потом, когда машина в последний раз чиркнет колесами о бетон и уйдет в набор высоты, небо словно повалится, полетит тебе в лицо. В безлунную ясную ночь оно так и норовит опутать человека бестолковой паутиной звезд…

Все ты твердо усвоил, зачеты сдал, законную пятерку получил, знаешь — отвлекаться от приборов нельзя, таращиться на звезды — смерти подобно, чистейшее безумие, на этом погорели сотни, нет — тысячи твоих товарищей, поддавшихся коварному очарованию ночного неба, его манящей, словами невыразимой красоте. Только знать истину мало. Надо еще, как говорил мой фронтовой командир эскадрильи, уметь брать бога за бороду: подниматься над обстоятельствами, пересиливать соблазны судьбы.

Перед ночными полетами летчику полагается отдыхать, так записано в приказах, отражено и обосновано в специальных инструкциях — исключить лишние перегрузки, лишние переживания.

До обеда меня никто не беспокоил, никуда и ни для чего не требовал, а потом вдруг позвали к замполиту.

— Имеется серьезный разговор, — сказал Щусев, не глядя мне в глаза, что было явным признаком — чем-то недоволен. — Миненко, не ошибаюсь, ваш?

И разговор пошел о механике из моего звена. Замполита интересовало, почему старший сержант Миненко слишком часто отлучается из гарнизона?

— Миненко не отлучается, — сказал я, — во всяком случае, самовольно… я его периодически отпускаю.

— Тем хуже. Существует порядок увольнения — общий и обязательный — этот порядок следует соблюдать. Подчеркиваю, всем!

Чувствую, как нарастает во мне раздражение, и отлично понимаю — надо держать себя в руках. Со всей деликатностью напоминаю: срок срочной службы в Военно-воздушных силах для сержантского состава определен законом в четыре года (так было в ту пору), а Миненко трубит уже седьмой, хотя на сверхсрочную не просился. Человек живет в казарме, в столовую, на аэродром, раз в неделю в кино его водят строем…

— Ну и что? Один ваш Миненко в таком положении? Обстоятельства заставляют.

— Обстоятельства не должны быть выше закона, товарищ подполковник.

— Да? Грамотный! И — демагог. Может, Главкому объяснишь и посоветуешь, что ему надо делать, а что не надо?

— Отчего же не посоветовать, если представится случай… — начал было я, но договорить не смог.

— Все! Кончай болтовню. Конкретно — куда и для чего отпускаешь своего Миненко?

— Миненко исполнилось двадцать шесть, вам не кажется, что у мужчины такого возраста есть вполне естественные физиологические потребности…

— Чего-чего? — снова перебил меня подполковник. — Потребности?! Потворствуешь, значит.