|
Но вот теперь, добавил я, этому настал конец, и больше грабить он меня не будет. Никогда. Я дал ему три минуты, чтобы он написал бумагу, в которой отказывался от всех своих жутких требований к моей особе, и поставил свою подпись. Иначе я пригрозил ему, что вышибу его мозги прямо на его дорогом ковре. Он подумал с минуту, потом направился к столу за ручкой и бумагой. Но через мгновение резко развернулся, держа в руке револьвер, и вот тогда я не раздумывая попросту пошел на него как был. Он выстрелил раза два, а может, три и всякий раз промахивался. Вы можете найти следы от пуль, если захотите. И всякий раз я наносил ему новый удар. Я превратился в дикаря, в животное и продолжал бить его, пока все не закончилось. А потом мне уже было все равно. Я принялся рыться в его бумагах, отыскивая свои расписки. Между прочим, я уже собирался уходить отсюда, как вдруг заявились вы. Но мне уже действительно все равно. Я, кстати, все равно собирался идти в полицию с повинной. Да-да, именно так я и поступлю. Так что, ребята, не волнуйтесь, никаких неприятностей у вас из-за меня не намечается.
Он замолчал, а мы так и продолжали стоять на лестничной площадке в пустынном доме. Его голос, низкий и одновременно звонкий, эхом отдавался у меня в голове. Труп хозяина продолжал лежать там, внизу, а перед нами стоял его нераскаявшийся убийца. Я знал, как может подействовать отсутствие этого раскаяния на моего друга, и я не ошибся. – Чушь все это! – наконец заговорил Раффлз. – Мы этого не допустим, ты не должен идти в полицию. – Вам меня не остановить! И что толку, если я пока что останусь на свободе? Все равно служанка меня видела, и это теперь лишь дело времени. А я не могу просто так сидеть и ждать, когда за мной придут. Вы только подумайте сами! Ждать, когда к тебе ввалится полисмен и тронет за плечо… Нет, нет! Я сдамся сам, и на этом все закончится! Его речь изменилась. Он стал запинаться, путаться в словах. Будто одновременно с идеей сдаться добровольно ему пришла в голову мысль о возможности более приятной перспективы – просто скрыться. И вот теперь он не понимал, как ему следует поступить. – Послушай меня, – настаивал Раффлз, – мы сами явились сюда на собственный страх и риск. Мы явились к этому гаду примерно за тем же, что и ты. Нам также требовалось ему отомстить. А теперь смотри. Мы вырезали алмазом стекло, как поступают обычные воры-взломщики. Вот пусть эти воры и несут ответственность за все то, что тут произошло! – Вы… вы хотите сказать, что меня не станут подозревать? – Конечно. – Но я не хочу остаться безнаказанным! – в истерике закричал Раттер. – Я ведь убил его! И я это знаю. Правда, это была самозащита, а не убийство. Но я должен понести за это наказание. Я же сойду с ума, если все сойдет мне с рук просто так… Он начал в нервном возбуждении заламывать себе пальцы, губы его затряслись, в глазах заблестели слезы. Раффлз взял его за плечи и грубо встряхнул. – Слушай меня, идиот! Если бы нас застали здесь всех троих, ты соображаешь, какие были бы последствия? Мы уже через пару месяцев висели бы в один рядок на площади Ньюгет. Ты разговариваешь сейчас так, словно мы сейчас находимся в клубе и ведем светскую беседу. Ты понимаешь, что теперь уже час ночи, а свет еще горит и внизу у нас лежит труп? Ради бога, соберись с мыслями и делай все то, что я тебе буду говорить, иначе сам станешь таким же трупом. Это ясно?! – Лучше бы я действительно умер! – захныкал Раттер. – Или взял бы у него револьвер и сам застрелился. Он до сих пор лежит там, внизу, под ним. Боже! О боже мой! Колени у него подкосились, он более не мог стоять на месте. Нам пришлось подхватить беднягу с обеих сторон и осторожно спустить вниз по лестнице, а потом вывести на свежий воздух. |
