Эти люди ведут свой джихад. Ты знаешь, что джихад это не обязательно война? Есть понятие джихад души. Это борьба, которую мусульманин ведет со своими недостатками, совершенствуя ум и душу. Эти трое из таких. Они достойные люди.

Братья Тюлеген, Касум и Виктор взяли в плен шестерых. Настоящими отчаянными боевиками среди них оказалось только трое.

Положив разоруженных боевиков на землю и оставив Касума и Виктора охранять их, Тюлеген и Андрей вернулись на буровую. Туда же, незамеченный своими, пришел Кашкарбай. Когда он подошел к домику, Тюлеген куском старой тряпки стирал с лица черные маскировочные полосы, но разогретая потом краска размазывалась и он все больше становился похожим на негра.

– Оставь, – сказал Андрей, – иначе тебя и собаки не узнают.

К людям возвращалось чувство юмора, и Тюлеген знал – это верный признак того, что опасность уже ощущается не так остро, как в начале боя.

– Что будем делать? – спросил Тюлеген, обращаясь ко всем сразу.

Ответил Кашкарбай.

– Сделаем все по науке. – Он посмотрел на Андрея. – Ну, кафир, тебе не кажется, что мы победили?

– Похоже, что так.

Андрей шагнул и протянул ему руку:

– Спасибо, Кашкарбай. Спасибо за все.

– Слушай, ты, вояка, обними меня и назови Ицхаком. Нет, лучше Ицей, как называла меня мама.

У Андрея дрогнул голос:

– Шолом, Ица. И давай кончать с этим делом.

– Давай, – Ицхак отстранился от Андрея. – Теперь ударь меня. Вот сюда.

Он показал пальцем на скулу, чуть ниже левого глаза.

– Пошел ты! – сказал Андрей зло. – Сдурел, что ли?

– Надо… Как это там у вас говорят: «Надо, Федя, надо». Так? Я должен вернуться к своим не победителем, а побежденным. Моя служба исламу еще не окончена.

– И все равно, пошел ты!

– Спасибо, Андрей, я-то думал, ты друг. На вас, русских, надеяться ни в чем нельзя.

Он нагнулся, зачерпнул рукой горсть песка, поднес руку к лицу и что было силы тиранул по щеке. Острые песчинки ободрали кожу, и щека залилась кровью.

Ицхак отряхнул ладонь.

– Понял, поц, как это делают?

Потом Ицхак протянул Андрею руки, сложенные вместе. В одной он держал наручники.

– Заковать как надо сумеешь?

– Закую, это нетрудно. А ты потом век молись, что я тебя не замочил.

– Было желание?

– Еще какое. И последний вопрос. Ты говорил о деньгах Иргаша. Их много на самом деле?

Кашкарбай удивленно взглянул на Андрея:

– Решил поправить материальное положение?

– Не свое. Хотел помочь другу.

– Тюлегену?

Теперь глаза удивленно расширились у Андрея.

– Не волнуйся, я его давно вычислил. Он хороший парень, и ему стоит помочь. Ты прав.

– А тебе самому не нужны деньги?

– Аллах да благословит твою семью и достояние, безбожник!

Андрей улыбнулся: это были слова мольбы за того, кто предложил мусульманину свои деньги. С истинно восточной дипломатичностью Кашкарбай подсказал, что не является хозяином казны Ширали-хана и на нее не претендует.

– И все же?

– Андрей, ты подумай, как я могу вернуться домой после неудачного дела не в рваном халате и с покаянием, а с мешком денег и довольным лицом?

– Тебе обязательно возвращаться?

– Это не обсуждается. Я служу своему народу там, где это полезней. Все, я пошел.

Кашкарбай, подняв над головой руки, скованные наручниками, держа в них зеленую тряпку, двинулся через плато к позиции моджахедов.