Я моментально опустился на колени, лег, забыв о всякой гордости, и… пополз, пополз вперед, вжимаясь всем телом в землю, ощущая, как песок хрустит на зубах и как внутри меня все дрожит. Я не поднимался, прекрасно осознавая, что стреляют снизу и поэтому мне надо ползти, пусть медленно, но все таки верно, передвигаться таким вот образом, оставаясь постоянно в пространстве, недосягаемом для пуль.

Возле Кабана я задержался, быстро ощупал его и брезгливо отдернул руку – шея парня с левой стороны напоминала лохмотья. Что ж, вот, оказывается, куда поцеловала пуля моего провожатого.

Я взял пистолет, выпавший из его руки, и пополз дальше. «Когда вокруг стреляют, тут уж не до высоких материй… – думал я. – Надо спасать свою шкуру, а это лучше делать вооруженным».

Постепенно я отползал от края котлована. Слева тянулись рельсы, по которым ездил башенный кран. Быстро вскочив, я пересек эти рельсы и, споткнувшись в колее, разбитой грузовиками, оказался между штабелями бетонных плит.

Здесь можно было спрятаться, а так же собраться с мыслями. Между плитами было неплохо, и я  задался вопросом: где, собственно, Алик?

Возможно, он у ворот, потому что приехал позднее? Если так, то Алик вряд ли сунется под пули – если он, конечно, не такой рьяный почитатель Чернозуба, как наш Славик – Деда.

Рассудив таким образом, я пошел вдоль узкой щели между плитами… и вдруг замер, пораженный.

Перестрелка приближалась. Да, точно, это было так: посмотрев в ту сторону, откуда доносились выстрелы (туда было удобно смотреть через промежуток между плитами), я понял, что четверо человек из команды Славика, стреляя на ходу, приближаются ко мне. Судя по всему, только они и оставались в живых… Но почему? Ведь их еще недавно было гораздо больше? Очень быстро я сообразил: люди Славика пользовались пистолетами, в то время как противная сторона продолжала строчить.

На моих глазах погиб парень в кепке, имени которого я так и не узнал, – тот самый парень, который открыл дверь в мастерскую скульптора Воскресенского. Он упал на спину и, перекатившись с боку на бок, подтянул ноги к животу… да так и остался лежать.

Вот когда я подумал, что пора спасать этих людей. Оглянулся, и едва не выронил пистолет…

Я увидел Надю, которая стояла вместе с Аликом возле кучи песка, то есть совсем недалеко от ворот. Алик – носатый блондин придерживал Надю и одновременно тянул ее за собой. Мне показалось, что Надя отчаянно сопротивляется. Алик, потеряв терпение, ударил девушку по лицу.

Во мне все вскипело. Я поднял пистолет… Но что если я попаду в Надю? Просто так не станешь стрелять, не в тире. Да и стрелок из меня никудышный, пусть я умею жонглировать оружием, но стрелять по живым людям…

Надя тем временем упала на колени.

И вдруг я увидел в другой стороне, метрах в тридцати, вагончик бытовку. Дверь была приоткрыта всего на несколько сантиметров, но это были очень важные сантиметры! Дело в том, что к крыше вагончика спускался провод, который я принял за телефонный. Да, вне всяких сомнений, этот провод соединял вагончик с каким то столбом за забором, этот столб мог быть только телефонным!

Короче говоря, я принял решение. Вот уж я не думал, что попаду в ситуацию, когда Надя окажется для меня не на первом месте! Но, черт побери, надо было спасать ребят.

Я забежал в бытовку. Внутри остановился и, переведя дух, открыл вторую дверь, которая вела в какую то комнату, как она там называется, в прорабскую?

Там стоял рабочий стол, на котором я увидел телефонный аппарат. О, чудо! Оказавшись у стола, я рванул трубку, длинный ровный гудок успокоил меня. Я вытащил из кармана блокнот. Начал торопливо листать. Ага, вот она, визитка, хорошо, что я не вытряс ее случайно!

Трясущимся пальцем я набрал рабочий номер Звягинцева. Сперва номер оказался занят, и я с досадой хлопнул ладонью по рычагу.