— Таково же и мое мнение! — достаточно сухо заметила Сарабул.

— Да, и я переправился, не платя, — продолжал Керабан, обращаясь на этот раз к начальнику полиции. — Да, не платя… если не считать двух тысяч пиастров, которых мне стоило место в тачке, и восьми тысяч, потраченных во время путешествия.

— Примите мои поздравления, — ответил начальник полиции, которому не оставалось ничего другого, как склониться перед подобным упорством.

Со всех сторон стали раздаваться приветственные крики в честь господина Керабана, в то время как этот упрямец от всего сердца обнимал свою дочь Амазию и своего сына Ахмета.

Но Керабан был не из тех, кто теряет время, даже в опьянении торжеством…

— Теперь, друзья, идемте к судье Константинополя, — сказал он.

— Да, дядя, к судье, — поддержал его Ахмет. — Вы — самый лучший из дядей!

— И, что бы вы ни говорили, — ответил негоциант, — вовсе не упрямый… если, конечно, мне не противоречат!

Вполне понятно, что происходило дальше. В тот же день после полудня судья подписал контракт, затем имам прочитал молитву в мечети, потом все вернулись домой в Галату, и, прежде чем наступила полночь 30 числа этого месяца, Ахмет уже был женат. Женат на своей милой Амазии, богатейшей дочери банкира Селима.

В тот же вечер поверженный ван Миттен готовился отправиться в Курдистан в компании господина Янара, своего шурина, и благородной Сарабул, которую последняя церемония в этой отдаленной стране должна была окончательно сделать его женой.

В момент прощания в присутствии Ахмета, Амазии, Неджеб и Бруно он не смог удержаться от дружеского упрека своему другу:

— Когда подумаю, Керабан, что я женился… женился во второй раз… чтобы не противоречить вам…

— Бедный ван Миттен, — ответил торговец, — если эта женитьба станет чем-либо иным, кроме простого сновидения, то я никогда не прощу себе этого.

— Сновидение!.. — продолжал ван Миттен. — Разве это похоже на сновидение! Ах, если бы не эта телеграмма!

Говоря это, он достал из кармана смятую телеграмму и машинально пробежал ее.

— Да! Эта телеграмма… «Госпожа ван Миттен пять недель назад скончалась… присоединиться…»

— Скончалась присоединиться? — вскричал Керабан. — Что это значит?

Затем, выхватив телеграмму из рук ван Миттена, он прочитал:

— «Госпожа ван Миттен пять недель назад решила присоединиться к мужу и отправилась в Константинополь». Решила… а не скончалась!

— Он не вдовец!

Эти слова сорвались со всех уст, в то время как Керабан воскликнул, и на этот раз — не без основания:

— Еще одна ошибка этого глупого телеграфа! Он иначе и не действует!

— Нет! Не вдовец! Не вдовец! — повторял ван Миттен, слишком обрадовавшийся возможности возвращения к первой жене… из страха перед второй.

Когда господин Янар и благородная Сарабул узнали о случившемся, последовал страшный взрыв гнева. Но в конце концов пришлось уступить. Ван Миттен был уже женат и в тот же день встретился со своей первой и единственной женой, которая в знак примирения привезла ему великолепную луковицу «Valentia».

— У нас есть нечто лучшее, сестра, — сказал Янар, чтобы утешить безутешную вдову, — лучшее, чем…

— Чем эта голландская ледышка!.. — ответила благородная Сарабул. — Потеря невелика!

И оба они выехали в Курдистан.