Анна Баринова. Ураган
Скит невелик. Огорожен частоколом крепким и высоким – что для города. И стоит на крутом берегу Клязьмы. Вековая дубовая роща скрывает святой место от непочтения любопытных. За нею – поля, за ними – небольшое село. Иноки возделывают землю сами, редко прибегают к помощи крестьян. А этим летом и вообще на селе не показываются – отец Егорий не то чтобы запретил, а только как взглянет он стальными очами – вмиг затрепещешь, понимая, что неугодно. Иноков – дюжина. Все – немолодых лет, постриг приняли, устав от ратных дел в княжеских дружинах: нелегко на совести кровь носить – особенно междоусобную!… И хоть не ответчик народ за клятвопреступления княжьи, хотя и крепко на вид взялся за престол великокняжеский Изяслав Мстиславич, каждым сердцем трепещет Святая Русь, ожидая новых богопротивных усобиц… Иноком жить легче: даже за самое малое усердие в молитве Господь покой душевный ниспосылает, тихую радость. Любят они друг друга, как братья, почитают и любят твердого сурового, как сталь, отца Егория. А еще пуще любят – юного Михаила. Словно солнцем озаряется мрачноватый скит от одной улыбки этого красавца-богатыря. Всегда приветлив, скромен, всегда готов к трудам, и к незлобивой шутке, и к молитвам… Даже отец Егорий смягчается взглядом на него!… Михаил появился в обители недавно: прошлым летом усталый путник свалился у самых ворот, не имея сил даже постучать. Отец Егорий тотчас распорядился накормить юношу, свою келью уступил – для отдыха, всю ночь простоял на коленях, молясь о здравии измученного дорогой гостя. Наутро, восковой от бледности, но просветленный ночным бдением, вошел: – Чей ты, отрок? Юноша положил поклон, нескладно перекрестился: – С Кузнецкой слободы болярина Кучка Степана Ивановича. Отца Василием кличут… – Далеко… – проницательные глаза священника так и впились в светлое, обрамленное ореолом чистого золота кудрей, красивое лицо гостя. – И всё пешим? Юноша потупился: – Убег я… Отец Егорий спокойно ждал продолжения. – Мочи жить с ним нету!… Старшого брата извел медведями, за мной уж черед подходил… – И у нас по лесам звери водятся, – уклончиво пробормотал игумен. – Так не то беда! – воскликнул юноша. – Болярин их повеляет ловить, в клети запирает… А на праздники – даже святые! – молодцев избирает… и посреди боярского двора – борись до смерти! – ясного полуденного неба глаза юноши пылали негодованием. – Брата медведь заборол?… – переспросил отец Егорий, и стальные глаза его сверкнули на миг воински. – Не уважает Господа боярин-та… – Да он не токмо медведями людей живота лишает! – вспылил юный гость. – Жесток зело и подл, яко пес! Священник погрозил на нечестивые слова: – Ну-у, сыне, Господь и наказует его по грехам – не сомневайся!… Да что ж мне с тобою-то делать?… Юноша опустился на колени: – Приими в обитель, батюшко! Тоска смертная… Иноком стать хочу!… Отец Егорий задумался глубоко. – Некуда идти мне отсюдова… – взмолился гость. – Как звать-то? – Славич. – Ладно, поживи у нас… – вздохнул наконец игумен. – Токмо пострига пока не проси – испытай себя, сынок!… Молодости в миру завсегда слаще… – На земи русской – одно горе, беды, усобицы!… Чего не увидал я в миру?! Отец Егорий строго покачал головой: – Терпение, сынок. |
