– Славка! – внезапно она вскочила, протирая глаза. – Хватай вещи! Прочь отсюда!…

– В чем дело? – удивился парень.

Таня вцепилась в его руку, таща за собой:

– Бежим, бежим! Я видела… Понимаешь, точно на этом же месте – только много веков назад! – парень и девушка… сидели так же, как мы!… В дерево ударила молния…

– Да это просто сон – страшный!…

– Нет, нет! Может, и сон… Но это точно, точно было! Я видела, как они погибли! Видела! Понимаешь? Неважно – пусть и сон… Уйдем отсюда! – она почти умоляла, и Слава, Зябко пожав плечами, подобрал рюкзаки, потянул за собой сырое покрывало.

Они уселись на другом краю поляны. Парень огоньком спички осветил циферблат наручных часов:

– Полчетвертого. Скоро светает. Тогда и двинем на электричку… Все-таки я не пони…

Ба-ба-бах! Шарах-ш-ш-ш!…

Они едва успели прикрыть глаза от невыносимой яркости электрической вспышки: молния ударила в ту самую березу, которая только что служила им укрытием. Дерево горело ярко и со странным шипением. В воздухе прохладно запахло озоном…

– Да-а… – с уважением протянул парень, едва сдерживая невольную дрожь сильных плеч.

Скоро встало ясное утро. Прохладное, нежное и словно бы умытое росою и скудно пролившимся дождем, оно согрело путешественников каким-то детским розовым сиянием. В чистом небе снова не было ни облачка, снова на разные голоса распевали птицы. И единственным грозным напоминанием о пронесшемся урагане остались кучи сорванных ветвей, изломанные, согнутые да вывернутые с корнем деревья. Грустно и величественно покоились они там и тут, точно умирающие на поле великой битвы.

Усталые, в кровь искусанные и исцарапанные, но счастливые уже самим ощущением жизни, парень и девушка быстро шли через поле в направлении железнодорожной станции. За ними с ревом неслось облако комаров.

– Что это впереди? – Таня вглядывалась в утреннюю дымку. – Никак человек?

– Такой же бедолага, как мы?! И что ему надо в поле в столь ранний час? – подивился Слава.

Казалось, тонкая фигурка на дороге пляшет, странно размахивая руками. Подойдя ближе, путники увидели юношу, почти еще мальчика. Перед ним, направленная на восток, стояла на трехногой подставке старенькой модели кинокамера. Он отчаянно отмахивался от комаров, бормоча будто про себя:

– У-у, звери! Вампирюги проклятые!

– Что?! Сжирают? – с усмешкой поинтересовался Слава.

– Здравствуй! – промолвила Таня, останавливаясь рядом. – Жуткий ураган был, да?…

Мальчишка обернулся, круглое, есенинской красоты лицо его осветилось улыбкой:

– Да-а… У нас чуть крышу не снесло!… Я-то перед рассветом пришел, когда уж все стихло.

– И чего ты тут делаешь?

Он крепко шлепнул ладонью по щеке:

– Ох и злыдни! – потом показал на восток: – Я… я хочу заснять восход солнца… Как оно покажется во-он из-за той полоски леса. Это так красиво!… – ясные глаза его заволоклись мечтательной дымкой.

– Здорово… – уважительно протянула Таня. – Успехов тебе! – и уже на ходу обернулась, заглядывая в понимающие глаза своего спутника: – Вот так, наверное, и рождается настоящее искусство кино…

На этом можно было бы и закончить странную сказку о любви, природе, о таинствах жизни и смерти. Но давайте все же вернемся в XII век.