Ответный огонь не заставил себя ждать. Мгновенно застрочили три или четыре автомата. Андреа перестал стрелять, не обращая внимания на пули, свистевшие над головой и рикошетившие от обоих валунов, тщательно навел прицел на вспышки огня одного из автоматов и выпустил короткую очередь. Человек с автоматом конвульсивно дернулся, взмахнул правой рукой, из которой выпало оружие, повалился на бок, перевернулся и свалился в Неретву, подхватившую его своим могучим потоком. Андреа выстрелил вновь. Очередная жертва зашаталась в с глухим стоном упала на камни. Внезапно послышалась отрывистая команда,  и стрельба прекратилась.

Подошедший отряд насчитывал восемь человек. Один из них выглянул из-за валуна и пополз в сторону упавшего раненого. Дрошни полз вперед с обычной  для него волчьей ухмылкой, однако чувствовалось, что ему не до смеха. Он склонился над лежащим и перевернул его на спину: лицо Нойфельда, раненного в голову, было залито кровью. Дрошни выпрямился, свирепо сверкая глазами. Кто-то тронул его за плечо. Дрошни стремительно обернулся. Подошел один из четников. — Он мертв?

— Вроде нет. Тяжелая контузия, состояние крайне серьезное. Он пробудет без сознания несколько часов, а, возможно, и дней. Не могу сказать, доктор определит.— Дрошни подозвал еще двоих содтдат. — Вы втроем переправите его через брод и доставите наверх, в безопасное место. Двое останутся с ним, а третий вернется. И, ради Бога, поторопите остальных, пусть идут сюда скорее.

Не обращая внимания на опасность, Дрошни со  злобной решимостью рванулся перед и выпустил  длинную очередь из автомата в сторону Андреа, которого, впрочем, выстрелы ничуть не потревожили, ибо Андреа не шелохнувшись, продолжал спокойно сидеть, привалившись спиной к защищавшему его валуну, и с умеренным интересом следил, как от камней во все стороны рикошетят пули и отскакивают осколки горной породы.

Звуки выстрелов явственно доносились до слуха часовых, патрулирующих вершину дамбы. Беспорядочная стрельба гремела со всех сторон, усиленная многократным эхом, отраженным скалами и самой дамбой, что совершенно сбивало с толку часовых, которые не могли точно определить, откуда прозвучали недавние автоматные очереди. Существенным фактом являлось то, что сейчас стреляли из автоматов, а раньше — исключительно из винтовок. И вроде стреляли недалеко от дамбы, ниже по течению, на юге. Обеспокоенный часовой бросился к дежурному капитану, переговорил с ним и бегом направился к одному из небольших строений, стоявших на бетонном возвышении на восточном краю дамбы. Под крышей домика с отсутствовавшей передней стеной, замененной куском закатанного наверх брезента, был установлен мощный радиопередатчик, за которым сидел капрал.

— Приказ капитана, — объявил сержант. — Свяжитесь с мостом над Неретвой. Передайте генералу Циммерманну, что мы, то есть капитан, обеспокоен. Сообщите, что в округе ведется интенсивная стрельба и что, кажется, стреляют также ниже по течению.

Сержант нетерпеливо дожидался, пока радист передаст сообщение, и нетерпение его возросло еще больше, когда через две минуты в наушниках раздался треск, и радист принялся записывать ответную радиограмму. Сержант выхватил готовый текст из рук радиста и передал капитану, который прочитал его вслух.

— Генерал Циммерманн ответил: «Для беспокойства нет причин, шум подняли югославские партизаны в Зеницком Ущелье, которые храбрятся, с минуты на минуту ожидая развернутого наступления частей 11-й армии. И шума будет гораздо больше, когда британские ВВС начнут сбрасывать бомбы не там, где надо. Но нас они не заденут, так что не волнуйтесь». — Капитан опустил листок бумаги. — Я вполне удовлетворен.